Нет, Этти не хотела бы жить в его комнате или даже на его полу. Она не собиралась во всем слушаться его. Она схватила свою сумку и пошла в спальню, самую дальнюю от него, прекрасно понимая, что этим маленьким актом неповиновения она демонстрирует бессмысленную самостоятельность.

— Я собираюсь немного поработать, — холодно сказал он, следуя за ней в комнату, которую она выбрала. — Вернусь через час или около того. Не торопись и располагайся.

— Хорошо, — сказала она.

— Не хочешь поесть что‑нибудь особенное?

Она покачала головой:

— Мне все равно.

Леон кивнул и ушел.

Этти потребовалось всего мгновение, чтобы повесить несколько своих платьев. Она лишь еще раз убедилась, что они совершенно не подходили для дизайнерской гардеробной. Затем она снова обошла весь дом, вглядываясь в каждую его деталь. Дом был действительно прекрасен.

Но что поразило ее еще больше, так это отсутствие каких‑то личных деталей, вещей, принадлежащих именно Леону. Не было ни семейных, ни праздничных фотографий.

Она вернулась в спальню, которую выбрала для себя, и вошла в потрясающую ванную комнату из белого и серого мрамора. И через несколько минут она погрузилась в ее великолепные душистые теплые глубины.

Но беспокойство по‑прежнему не оставляло Этти. Леон Кариакис настаивал на том, чтобы они поженились. Он предлагал ей контракт, а не свое сердце.

Все мысли о равнодушии вдруг исчезли, когда она вспомнила о сцене в лифте. Почему потом он не прикоснулся к ней снова? Этот поцелуй распалил ее, и она жаждала большего. Тошнота, которая мучила ее в течение многих дней, прошла. Ей на смену пришло возбуждение.

— Этти?

Она почти выпрыгнула из ванны.

— Извини, я выйду через минуту, — выдохнула она. — Я просто в ванной.

За дверью воцарилось минутное молчание.

— Ты, должно быть, голодна. — Он говорил немного хриплым голосом.

— Конечно. Я сейчас выйду.

Она вышла из ванной, завернувшись в одно из огромных полотенец, и быстро оделась.

Леон ждал ее на кухне.

— Это для тебя, — сказал он сразу, передавая ей через стол маленькую коробочку.

Сердце Этти остановилось. Неохотно, но не в силах отказаться, она открыла коробку. Она моргнула пару раз, почти ослепнув от блеска.

— Откуда это?

— Очевидно, что с рождественской ярмарки.

— Ты купил это?

— Ну, я не украл его, — закатил он глаза.

— Ты не можешь просто покупать то, что хочешь, — пробормотала Этти. Потому что это было такое красивое кольцо, и Этти вдруг так захотелось получить его в другое время, при других обстоятельствах, с другими словами…

— Ты не можешь купить меня, — добавила она свирепо.

— Я знаю это, — тихо ответил он. — Если и есть кто‑то, кто знает, что на деньги нельзя купить счастье, так это я.

Его ответ заставил ее замолчать. Странно, разве он не был счастлив? Почему?

— Просто надень его, Этти.

Это был безупречный квадратный изумруд в платине. Большие бриллианты сверкали по обе стороны бледно‑зеленого камня.

— Ты часто уходишь из дома в магазин за едой и возвращаешься с драгоценными камнями?

— Каждую среду. Ты можешь определять по мне дни недели.

— Я думала, что у нас деловые отношения.

— Перестань сомневаться, Этти. Мы со всем справимся. — Он обошел стол, вынул кольцо из коробки и взял ее холодную руку в свою. — Мы — одна команда, Этти.

Этти бросила на него пристальный взгляд. Наконец, собрав волю в кулак и не глядя на него, она вытащила руку из его.

— Кольцо прекрасно, спасибо! — Затем она огляделась и, пытаясь сменить тему разговора, сказала первое, что пришло ей в голову: — Я не знала, что у тебя уже есть собака.

Он недоуменно посмотрел на нее.

— Собачья миска стоит на скамейке позади тебя!

— А… — протянул он. — Я заказал эти миски, когда подумал, что Тоби может остаться со мной.

Неужели?

— Мне жаль, что я согласилась передать Тоби тому жильцу, не поговорив сначала с тобой, — пробормотала она задумчиво.

— Не извиняйся, так будет лучше для собаки, — сказал он хрипло. — Я смотрю, ты чувствуешь себя лучше. — Леон решил сменить тему.

Да. Чем дольше она находилась рядом с ним, тем лучше ей становилось. И, кроме того, Леон возбуждал ее любопытство. Он был не просто закрытой книгой. Он был закрытой и запечатанной книгой, спрятанной в глубоком подземелье.

— Моего отца никогда не было рядом со мной. Никогда, — вдруг сказала она.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Так что спасибо, что решил присутствовать в жизни ребенка.

Он напрягся.

— Я не такой, как твой отец.

— Я знаю. — Этти понимала, что уже на начальном этапе беременности Леон был лучшим отцом, чем ее собственный. — Моя мама часто страдала из‑за мужчин. Это очень больно.

Она молчала, чтобы набраться смелости.

— А как насчет твоих родителей? — наконец выдавила она из себя.

— В основном они не присутствовали в моей жизни.

В самом деле? Она была удивлена.

— Пойдем есть? Ты, должно быть, голодна, — явно не желая поддерживать начатый ею разговор, поторопил он.

— Мы не можем просто… начать жить вместе. Нам нужно узнать друг друга, Леон.

Он снова взглянул на нее.

— Что ты хочешь узнать?

— Что угодно. — Она взглянула на пустые миски на дальней скамейке. — У тебя была собака, когда ты был маленьким?

— Нет!

К ее удивлению, выражение его лица осталось равнодушным.

— Пошли, ужин на столе.

— Какой ужин? — спросила она едко.

Леон понимал, что был резок с ней, но ей не нужно было знать все про его жизнь. Он был рад, что она наконец‑то появилась в его доме, но ее близость оказывала на него странное воздействие. Особняк был большим, но ее присутствие, казалось, пронизывало каждый дюйм… ее запах, мягкие звуки ее шагов.

Глупо было так поддаваться чувствам.

— Ничего себе!

Он подавил смешок, когда Этти остановилась у входа в столовую.

— Когда ты это сделал? — Она внимательно посмотрела на стол, уставленный тарелками.

— Еду доставили, когда ты была в ванной.

Она перевела взгляд со стола на сервировочный столик в углу.

— Заказ из ресторана, — пояснил Леон.

Этти приоткрыла серебристый колпак с одного блюда и удивленно подняла бровь:

— Ты обедаешь только в пятизвездочных ресторанах?

Леон сел.

— Мне нравится пробовать совершенство на вкус, — протянул он.

Она закатила глаза, и он рассмеялся.

— Ты думала, что я напыщенный сноб? — поддразнил он ее. — Я могу съесть бургер из уличного фургончика, как и все остальные, но сегодня вечером я хочу сидеть в комфорте и уединении и наслаждаться жизнью.

Он многозначительно посмотрел на нее.

— У меня есть хороший