Шрифт:
Закладка:
Устранялись запреты: на усыновление лиц христианского исповедания нехристианами и наоборот; наследование нехристианами предметов христианского культа; принятие в число присяжных и частных поверенных лиц нехристианского исповедания без разрешения министра юстиции; политическую пропаганду римско-католического духовенства; а также ограничения на строительство синагог и мечетей и др.
Практически полностью были пересмотрены положения «О правах и обязанностях евреев вообще». В них были упразднены дискриминационные статьи, оправдывавшие сокращение иудейской конфессии путем крещения в православие лиц, исповедующих иудаизм, или же препятствующие жизнедеятельности иудейского культа.
Представители инославных и иноверных религий с большим воодушевлением встретили этот акт. Не отставали и прогрессивные православные. С церковных амвонов звучали призывы довести войну до победного конца, в храмах собирались пожертвования на военные нужды, церковь пропагандировала государственный заем Временного правительства.
25 марта Временное правительство приняло постановление «Об отмене ограничений в правах белого духовенства и монашествующих, добровольно, с разрешения духовных властей, слагающих с себя духовный сан, а также лишенных сана по суду»[190]. В этом постановлении заявлялось, что слагающие и после выхода из духовного сословия сохраняют все права состояния, полученные ранее (как до, так и после принятия священного сана), ученые степени, равно как и государственные чины. Те же права распространялись и на монахов.
20 июня вышло постановление Временного правительства «Об объединении, в целях введения всеобщего обучения, учебных заведений разных ведомств в ведомстве Министерства народного просвещения»[191], которое предполагало передачу церковно-приходских начальных училищ, церковно-учительских и второклассных школ в ведение Министерства народного просвещения. Церковь потеряла 37 000 школ, имущество которых оценивалось в 170 миллионов рублей[192]. Министерство образования, в свою очередь, вскоре приняло решение об исключительно факультативном преподавании Закона Божия во вверенных ему школах.
14 июля Временное правительство приняло постановление «О свободе совести»[193]. Переход из православия в другую веру теперь становился делом простым и не влекущим за собой дискриминационных мер. Ни о каких преференциях для православной церкви речи не шло.
На основании названного постановления «акты гражданского состояния лиц, не принадлежащих ни к какому вероисповеданию, ведутся органами местного самоуправления по правилам, содержащимся в статьях 39–51 раздела II именного высочайшего Указа 17 октября 1906 года о порядке образования и действия старообрядческих и сектантских общин, их правах и обязанностях, входящих в состав общин последователей старообрядческих согласий и отделившихся от православия сектантов (Собр. узак., 1728)». В соответствии с постановлением от 14 июля Закон Божий теперь не считался обязательным для школы предметом.
Бурная деятельность В. Н. Львова по замене высшего церковного руководства привела к росту оппозиционных настроений по отношению к новой власти в среде православного духовенства, что в конечном итоге стало причиной отставки обер-прокурора.
В июле последним обер-прокурором Святейшего синода был назначен А. В. Карташов. Чуть позже, 5 августа 1917 года, создали Министерство исповеданий, которое и должно было заниматься обеспечением свободы совести. В постановлении об учреждении министерства говорилось об организационном его устройстве и компетенции, о том, что руководители министерства должны быть православными. Должность обер-прокурора упразднялась. Необходимость реализации принципа отделения церкви от государства была поставлена под сомнение.
Ставший теперь уже министром А. В. Карташов занялся поиском компромисса с православной церковью для достижения определенного политического союза. Такое сближение отвечало не только интересам правительства, искавшего социальных партнеров своей внутренней политики, но и православной церкви, которая, активно поддерживая на выборах в Учредительное собрание партию кадетов как «православномыслящую» и «церковно-настроенную», рассчитывала укрепить свое положение в обществе. Однако реальных положительных результатов такой курс не дал ни правительству, ни церкви[194].
Правительство стремилось не к отделению церкви, а к ее отдалению, подчеркивая этим свою светскость. Связь государства с церковью во времена самодержавия была настолько тесной, что даже отдаление церкви от государства при Временном правительстве существенно ослабило обе стороны. В октябре 1917 года, когда многие церковные структуры подвергались нападениям, Главное управление милиции МВД издало циркуляр, в котором говорилось: «Мы признаем необходимость неослабной охраны церквей, монастырей и их собственности»[195].
Продолжалась неспешная подготовка к проведению Священного собора Православной российской церкви, стартовавшая еще в начале 1900-х годов. Собор открылся только 15 августа 1917 года в Успенском соборе Московского Кремля и продолжался больше года – до 7 (20) сентября 1918 года. 5 ноября 1917 года жребий определил избранного патриарха – митрополита Тихона. Так же как и проведение Учредительного собрания, выборы патриарха для очередной новой власти – власти большевиков – уже не имели значения: поезд ушел, время было упущено.
Между тем на страну надвигались две катастрофы – гуманитарная и религиозная – голод и разграбление православных храмов, сопровождавшиеся массовым уничтожением священнослужителей.
Глава 3
Учредительное собрание и падение Временного правительства
1
Подготовка Учредительного собрания
Мечта (идея) созыва Учредительного собрания в качестве способа спасти страну и людей от различных бедствий возникла и существовала достаточно давно. До поры до времени эта идея существовала в основном в умах ученых людей и политических деятелей.
Большинство противников самодержавия считали созыв Учредительного собрания – форума народных представителей – единственным легальным способом переучреждения власти в стране, легитимации новой системы управления. Конституционно-монархический строй, утвердившийся в передовых странах Европы к началу XIX века, фактически ставил знак равенства между понятиями «легальный» и «легитимный». Другие типы легитимации власти – традиционный и харизматический – отвергались. Начиная с либерально-консервативного проекта М. Сперанского 1809 года эта идея все больше захватывала умы передовой части «общества», особенно правоведов.
В форме политических деклараций необходимость проведения Учредительного собрания впервые была заявлена декабристами в 1825 году, а через 80 лет, в период революции 1905–1907 годов, выдвигалась как требование, в том числе в петиции, с которой в Кровавое воскресенье, 9 января 1905 года, петербургские рабочие во главе со священником Георгием Гапоном шли к императору.
Достаточно определенно об Учредительном собрании говорил в своем отказе от занятия престола великий князь Михаил Александрович Романов[196]. Он утверждал, что Учредительное собрание должно быть избрано «на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования». Это то, что уже бывший император Николай Александрович Романов назвал гадкой четыреххвосткой: «Его манифест кончается четыреххвосткой
