она тоже танцует со мной.

— Третий?

— Она танцует все танцы со мной!

Иларион распрямился и скрестил руки на груди.

Он прищурился и поджал губы.

Он походил на обиженного щенка которого Платон от души пнул ботинком. Со скидкой на то, что настоящего щенка Платон бы не пнул ни за что в жизни, разумеется.

— Может, ты дашь барышне самой высказаться? — возмутился цесаревич.

Да ладно, я пока со всем согласна.

— Тебя нет в танцевальной книге. Исчезни! — отмахнулся Платон.

— Да ты вообще соображаешь, с кем разговариваешь?

— С ос-

Знаете, бывают такие моменты, обычно их показывают в кино. Кухня, стол и — стакан, который летит с этого стола, чтобы разбиться на сотню осколков. Если вы когда-нибудь роняли на пол закаленное стекло, то знаете — собирать это все потом просто ад, да еще и собрать удается не все.

Кажется, ты убрался, подмел, но потом еще долго ловишь блеск крохотных стеклянных пылинок то тут, то там.

Момент о котором я говорю — это момент, когда вы успеваете поймать стакан в полете.

Я никогда не была особенно ловкой, но, кажется, со словами у меня все же выходило чуть лучше, чем с вещами.

Я быстро сообразила, что сейчас ляпнет Платон.

Граф же просил тебя — только не в лицо!

— Ой-ей-ей, — причитая и припадая на одну ногу, я схватилась за Платона, вынуждая его заткнуться. — Кажется, я натерла ногу. Боюсь, теперь у меня не выйдет присоединиться к танцам. Как жаль.

* * *

— Чего я не понял, так это почему ты по-прежнему топчешься возле нас, — недовольно сказал Платон.

Стремясь отделаться от цесаревича я так вошла в роль, что к концу импровизированного представления он уже порывался позвать доктора. К счастью, мне удалось убедить и его, и Платона, что какая-то мозоль не стоит такого шума. Вдоль стен располагались диванчики, на которых можно было передохнуть, и мы с Платоном пришли к некоему молчаливому телепатическому соглашению о том, что бал лучше всего переждать там.

Почему того же мнения придерживался цесаревич — загадка.

— Тебе лучше? — обратился он ко мне, полностью игнорируя Платона. — Может, все-таки позвать доктора? Или ректора? Он как-то накладывал чары исцеления на меня, — восторженно продолжил он, — он очень неплох!

Я едва не прыснула со смеху.

То-то обрадуется ректор, когда цесаревич примется на весь зал орать, что тот должен немедленно бросить все свои дела, чтобы налепить пластырь какой-то первокурснице.

И ведь бросит же.

Цесаревич всё-таки попросил.

— Спасибо, Ваше Высочество, не стоит.

— Ты такая милая, — просиял цесаревич, усиливая внешнее сходство со щенком, клянусь, будь у него хвост, он бы принялся вилять им. Я никак не могла взять в толк, чем именно он так раздражал Платона. Вполне безобидный парень. Можно спокойно выдохнуть и вообще забыть о нем.

— В отличие от кое-кого. Я разрешаю тебе звать меня по имени, — горделиво задрав голову сообщил цесаревич.

— Тебя там в другом конце зала зовут, — меланхолично сообщил Платон, вот уж кто решил по максимуму использовать временную отмену титулов. — Слышишь? Говорят — ах, пропал наш молодой господин, который людям жизни не дает и все время лезет, куда не просят.

Платон держался так, словно после выпуска планировал отбросить коньки.

Оставалось надеяться лишь на то, что у цесаревича память как у золотой рыбки. И надежда эта не была совсем уж безосновательной. Потому что только кто-то не слишком умный мог на полном серьёзе продолжать участвовать в подобном разговоре, да ещё и с каждой репликой понижать градус его адекватности.

— Никто так не говорит! — обиженно бросил Иларион.

Ну или я что-то упускала в этом разговоре. Какой-то скрытый смысл, двойное дно?

Что-то же было, да?

— Ты все еще здесь? Иди и надоедай кому-нибудь еще. У тебя что, нет друзей?

Цесаревич подскочил с места и грозно ткнул указательным пальцем в сторону Платона.

— Ха! У меня полно друзей, ясно? Стоит мне только щелкнуть пальцами, и они сюда сбегутся. Тебе стоило бы быть благодарным, что я трачу свое время на общение с тобой. Думаешь, мне это нравится? Я все еще разговариваю с тобой только из-за барышни!

Лицо Платона потемнело.

— Хватит цепляться к моей сестре. Чтобы у тебя были друзья, тебе придется раздавать им земли в качестве взятки. И даже тогда, знаешь, что они скажут? Я подумаю.

— Драка, — отметила я, искренне сожалея, что мой верный смартфон остался где-то далеко, там, куда я больше никогда не вернусь. В другом мире.

Я бы собрала просто миллионы просмотров.

— Дафнюшка, это ещё не драка, — заверил меня Платон, лениво откликнувшись на спинку диванчика и зачесав пятерней постоянно спадающую на глаза челку. — Стану я с таким, — он смерил цесаревича очередным уничижительным взглядом, что как по мне было уже даже в некотором роде слишком, — драться.

Цесаревич втянул носом воздух.

Ещё немного и из его ушей повалил бы пар.

Я помахала руками в пространстве между ними, привлекая внимание.

— Драка, я говорю.

Эй, Ваше Высочество там сейчас кто-то кого-то убьет, судя по всему. Как насчёт бросить свой венценосный взгляд в ту сторону и предотвратить кровавую расправу, а?

— Да это я с тобой не стану драться, понял?! И знаешь почему? Чтобы не расстраивать барышню!

— Отвали. С первого раза не доходит, да?

— Да нет же, — попыталась ещё раз я. — Вон там драка, вы меня слышите?

Я указала рукой в сторону балкона.

Но это было бесполезно.

Кто там меня слушал.

Пацанские разборки просто не могли подождать.

Платон и цесаревич Иларион повскакивали со своих мест и продолжили собачиться, не замечая ничего вокруг.

И уж, конечно, им не было никакого дела до того, что там говорила я. Словно мы были подключены к видеоконференции и кто-то особо умный вырубил мне микрофон. Что хочешь говори, толку от этого не будет.

Извините, простите, нестабильное подключение, попробуйте перезагрузить интернет.

Отличные новости для того, кто и не собирался ничего говорить, но я-то — собиралась.

Можно мне поменять провайдера?

Обернувшись к Платону и Илариону и убедившись в том, что на ближайшее время сигнал с цивилизацией потерян и не подлежит восстановлению, я вздохнула, приложила ладонь к взмокшему от бессмысленных переживаний лбу и провела рукой вниз, закатывая глаза к потолку.

Я такими темпами когда-нибудь окосею.

Мне хотелось протяжно заорать, но я не стала.

Потом тряхнула головой и снова посмотрела в сторону балкона.

Это какая-то разновидность проклятия, да? Это наказание? Но за что? В прошлой жизни я топила котят? Смеялась над идиотами?

Нет же, не было