же так выходит, что мы без труда находим разный мусор, принадлежащий более примитивным народам – кости, копья, дубинки и тому подобное, – но до сих пор не обнаружили ни одного артефакта, относящегося к этой цивилизации, якобы стоявшей на высоком уровне развития? Ни винтика, ни обрывка проволоки, ни пластмассовой прокладки. Как по мне, это просто абсурд.

Вслед за возражениями Ханта в зале разгорелась очередная волна бормотания.

– Профессор? – нейтральным голосом произнес Колдуэлл, предлагая тому ответить на критику.

Данчеккер сжал губы, состроив на лице гримасу.

– О, я согласен, согласен. Все это удивительно – удивительно, если не сказать большего. Но какую альтернативу вы предлагаете? – В его голосе послышались нотки сарказма. – Хотите сказать, что человек и все животные прибыли на Землю в гигантском подобии Ноева ковчега? – Он рассмеялся. – Тогда это противоречит палеонтологической летописи за последнюю сотню миллионов лет.

– Кажется, мы в тупике. – Комментарий принадлежал профессору Шорну, эксперту в области сравнительной анатомии, который несколько дней тому назад прибыл из Штутгарта.

– Похоже на то, – согласился Колдуэлл.

Данчеккер, однако же, продолжал стоять на своем.

– Не будет ли доктор Хант так любезен ответить на мой вопрос? – с вызовом произнес он. – Какое именно место он имеет в виду, говоря о происхождении Чарли?

– Я не имел в виду ничего конкретного, – спокойно ответил Хант. – Я просто хочу сказать, что на этом этапе нам, возможно, требуется проявить в этом вопросе большую гибкость ума. Ведь Чарли мы нашли совсем недавно. Исследования будут продолжаться еще не один год; я более чем уверен, что со временем мы обнаружим новые данные, которых у нас нет сейчас. Я считаю, что еще слишком рано забегать вперед и пытаться предугадать будущие ответы. Сейчас нам лучше продвигаться вперед мелкими шажками и использовать каждый имеющийся клочок информации, чтобы собрать единую картину происхождения Чарли. Может оказаться, что он родом с Земли. Но, возможно, и нет.

Колдуэлл подтолкнул его чуть дальше.

– И как, на ваш взгляд, подступиться к этой проблеме?

Хант задумался, не было ли это прямым намеком. Он решил пойти на риск.

– Как вариант, мы могли бы внимательнее изучить вот это.

Он достал из лежавшей перед ним папки лист бумаги и толкнул его к центру стола. На нем была изображена сложная табличная структура из лунарианских чисел.

– Что это? – спросил чей-то голос.

– Это страница одной из карманных книг, – ответил Хант. – Мне кажется, эта книга чем-то напоминает наш ежедневник. А вот эта таблица, – с этими словами он указал на лист, – вполне может оказаться календарём.

Заметив лукавую улыбку на лице Лин, он хитро улыбнулся ей в ответ.

– Календарь?

– Почему вы так решили?

– Чертовщина какая-то.

Несколько секунд Данчеккер пристально разглядывал бумагу.

– Вы можете доказать, что это календарь? – спросил он.

– Не могу. Но я проанализировал числовую закономерность и могу с уверенностью сказать, что она состоит из идущих по возрастанию групп, которые повторяются внутри множеств и их подмножеств. Кроме того, последовательности букв, которые, по-видимому, играют роль меток для множеств верхнего уровня, соответствуют заголовкам, объединяющим группы последующих страниц – что удивительно напоминает структуру ежедневника.

– Пф-ф-ф! Больше похоже на какой-нибудь предметный указатель в табличной форме.

– Вполне возможно, – согласился Хант. – Но почему бы просто не подождать? Как только станет чуть больше известно о языке лунарианцев, многие данные из этой таблицы, скорее всего, удастся сверить с другими источниками. Именно в этом вопросе нам, пожалуй, и следует проявить чуть меньше предубеждения. Вы утверждаете, что Чарли родом с Земли; я отвечаю, что это вполне возможно. Вы утверждаете, что это не календарь; я не исключаю и такой вариант. На мой взгляд, убеждения, подобные вашим, слишком закостенелы, чтобы дать вам оценить проблему со всей беспристрастностью. Вы заранее определились, какие ответы вас устраивают, а какие – нет.

– Хорошо сказано! – раздался чей-то голос с края стола.

Данчеккер заметно покраснел, но Колдуэлл вмешался прежде, чем он успел ответить.

– Вы же проанализировали эти числа, верно?

– Да.

– Хорошо, допустим на время, что это календарь. Какие выводы вы могли бы сделать?

Хант наклонился вперед и указал ручкой на лист бумаги.

– Для начала два допущения. Первое: естественной единицей измерения на любой планете будут сутки, то есть период, за который она совершает полный оборот вокруг своей оси…

– При условии, что она вращается, – ввернул кто-то.

– Это второе допущение. Однако единственные известные нам случаи, когда небесное тело не испытывает вращения – или когда его орбитальный период равен осевому, что, по сути, одно и то же, – это системы, в которых объекты, обращающиеся вокруг более массивных тел, захлестывает приливными силами, как нашу Луну. Для того, чтобы это произошло с объектом планетарных размеров, такая планета должна находиться очень близко к своей родительской звезде – слишком близко, чтобы на ней могла появиться жизнь, похожая на нашу.

– Звучит разумно, – сказал Колдуэлл, обводя взглядом стол. Кое-кто из собравшихся согласно закивал. – Что нам это дает?

– Хорошо, – продолжил Хант. – Если предположить, что интересующая нас планета вращается и сутки представляют собой естественную меру времени для ее обитателей, а эта таблица описывает полный оборот планеты вокруг своего солнца, то в соответствующем ей году насчитывается тысяча семьсот дней, по одному на каждую клетку.

– Довольно много, – рискнул высказаться один из участников.

– Для нас – да: во всяком случае, отношение продолжительности года к длине суток довольно велико. Это может указывать на большой радиус орбиты, малый период суточного вращения, а возможно, и то, и другое. Теперь взгляните на большие группы чисел – те, что выделены жирными буквенными пометками. Их в общей сложности сорок семь. Большинство содержат по тридцать шесть чисел, но девять – по тридцать семь: первая, шестая, двенадцатая, восемнадцатая, двадцать четвертая, тридцатая, тридцать шестая, сорок вторая и сорок седьмая. На первый взгляд, это кажется немного странным, но ведь то же самое верно и для нашей собственной системы – если бы в ней попытался разобраться тот, кто с ней не знаком. Возможно, это намек на то, что кому-то пришлось ее откалибровать, чтобы привести к рабочему виду.

– М-м-м… как с нашими месяцами.

– Именно. Ровно таким жонглированием и приходится заниматься, чтобы добиться хоть сколько-нибудь разумного деления нашего года на двенадцать месяцев. Это происходит из-за того, что орбитальные периоды планеты и ее спутника не связаны каким-то простым соотношением – да, в общем-то, и не должны. Я полагаю, что если перед нами календарь с другой планеты, то странная смесь тридцати шести и тридцати семи объясняется той же причиной, что и проблемы в нашем собственном календаре: у этой планеты был спутник.