Шрифт:
Закладка:
— Купил два рулона.
— Дай один.
— Бери.
Увидел Сургута. Сургут — боец из нашего набора. Не помню, говорил о нём или нет. Мощный парень. Высокий, мускулистый, из работяг. Не красавец, но внешность приятная. Он до моего ухода берцы искал. Для б. з. Я тогда пожалел и свои, купленные в Москве, не отдал. Они мне велики. Неудобными оказались.
На б. з. совесть меня заела. Самому ведь не нужны, а боевому товарищу не дал. Поэтому по возвращении первое, о чём заговорил с Сургутом, — берцы.
— Берцы нашёл себе?
— Нет, вот кеды купил, денег на большее нет.
— У меня на твою ногу как раз. Новые. Муха не совокуплялась!
Зашли ко мне во флигель. Сургут померил. Как раз.
— Сколько? — спрашивает.
— Это подарок. Облегчённые, ногу хорошо держат, подошва литая. Кожа крепкая.
— Скажи сколько, зп получу, отдам. Прям крутые берцы! Нога в них хорошо сидит.
— Даст Бог, вернёмся, счёт в ресторане оплатишь. Ок?
— Ок!
3 августа
Глянул некоторые записи. Публикую, не перечитывая. Т9 — подлец. Кто придумал его, тот желает смерти русскому языку. Если в слове ошибка, то смысл ещё можно уловить. Если над словом с ошибкой поработал Т9, то смыслу пиши пропало[5].
3 августа, к вечеру
Пока нас не было, в подразделении появились свои птичники. Опытные ребята. Не по первому кругу вышли. Как же медленно мы запрягаем!
Птичники должны были появиться полтора года назад по всей линии фронта. А мы всё строим крупногабаритную и дорогостоящую военную технику, которую потом на складах держим, боясь поцарапать.
Привели в порядок оружие, с которым бегали на Дракона. Запачкалось. Смеюсь. Продумали оборону своего участка на базе. От командования прошла инфа, что ДРГ рядом гуляет. Проспали на блокпостах.
Полистал свою телегу и ватсап. Там информация месячной давности. Разговоры, поцелуйчики, сердечки, дела какие-то… Вспомнил и подумал обо всех друзьях и об одной женщине особенно.
Бедненькая, она, наверное, плачет сейчас, беспокоясь за меня. Пока не могу выйти на связь, да и не хочу отвлекать себя, расслаблять. Закисну сразу. Тосковать начну. Думать не о том, о чём нужно думать.
Даст Бог вернуться, приеду и каждую слезинку поцелую.
4 августа, вторая половина дня
До часу дня занимались тактической медициной. Слышу курс, наверное, в сотый раз, и чем больше слышу, тем чаще туплю. Уже на второй учебной базе начал понимать.
Каждый инструктор толкует чуть по-своему, в результате путаешься, уходишь в себя и перестаёшь воспринимать (тем более усваивать) информацию.
Это как на курсах поваров. Один говорит, что нужно пять граммов соли, другой — шесть, третий — четыре, восьмой — двенадцать. Слушаешь, кладёшь по вкусу и считаешь себя не способным к обучению тупым поваром. Смеюсь.
Я никогда не был на курсах поваров! Но сравнение удачное, на мой отупевший взгляд. Смеюсь заливисто.
Отдохнуть после б. з. дали одни сутки. Хватило на то, чтобы постираться. Впереди снова полигон и б. з. Дракон — зверь опасный, но мы его победим, и все принцессы мира будут нашими.
На занятиях по медицине назвали нас дерьмовыми (мягко сказать) штурмовиками. Выразились крепче. Не суть. Кто бы сомневался. Когда тебе полтос, то, как ни молодись, возраст берёт своё.
Выживаешь на внутренней силе, на упрямстве и гордости. Не гордыне, а гордости. Гордыня имеет разрушительную силу. Гордость — другое.
Гордость проявляется в терпении, в стойкости. В смирении. Гордость помогает не пасть духом, удержаться на ногах. Достойно принять величие эпохи, даже если жернова происходящего перемалывают кости.
4 августа, вторая половина
Слабость. Руки трясутся. Не трясутся, дрожат. От слабости.
Малыш свалился с температурой.
Настроение скачет. От ровного до упаднического. Жара. На меня жара плохо действует. Расклеиваюсь. Раздражаюсь на пустом месте. Пытаюсь спрятаться ото всех.
Придумываю себе дела, лишь бы уединиться и никого не видеть. Мой внутренний интроверт требует своего величественного одиночества, которого здесь нет. Никогда не бывает.
Просвета не вижу. Дыхание тяжёлое. Хочу есть, но есть ничего не могу.
Включил радио на телефоне. Послушать новости. Впервые за время отрыва от большой земли. Новости такие же, как были полтора месяца назад. То есть никакие.
4 августа, всё ещё вторая
Не ныть!
4 августа, вечер
На б. з. произошло нечто невероятное. Сразу хотел записать, но для начала решил переварить случившееся. Потому что это из разряда чудес, которых не бывает.
Заходили мы из полумрака в темноту после пробежки под пулемётным и миномётным обстрелом. Дыхание у меня закончилось. Казалось, ещё чуть-чуть и сдохну, не принеся пользы Отечеству.
Запрыгнув в темноту, сел на бетонную плиту, положил рядом автомат и харкнул собравшейся у глотки мокротой. Парни, которых меняли, один за другим выскочили из темноты в полумрак — мы зашли, они вышли — и быстро исчезли из вида.
Отдышавшись, протянул правую руку к автомату. Его не было. На том месте, куда положил его, рядом с собой, его не было. Я пошарил левой рукой и наткнулся на чужой автомат.
Понятно, подумал, кто-то из парней, которых меняли, прихватил мой автомат, а свой оставил мне. Вернусь на базу — разберёмся. Автомат был снят с предохранителя, а патрон загнан в ствол.
Я спокойно отстегнул магазин, перещёлкнул затвором. Пуля выскочила. Вставил её в магазин. Сделал пустой щелчок, поставил на предохранитель и присоединил магазин.
Две недели, пока выполняли поставленную задачу, думал о своём автомате. Где он, в чьих руках и как я его буду искать? Потеря личного оружия — сильнейшее нарушение.
Готовился ко всем небесным карам. Ругал себя, проклинал, ненавидел. Боже, я пережил переоценку себя! Я не был в те дни героем-добровольцем. Был законченным идиотом, который за автоматом уследить не может.
Когда выходили — из темноты в полумрак — произошла ещё более странная ситуация. Точно помню, что перед выходом проверил автомат. Он стоял на предохранителе. Из рук автомат не выпускал.
Я уверен, что в моих руках чужой автомат на предохранителе. Пробегаем красную зону, сбавляем ход ноги, смотрю на автомат, а