Серый задумался, пожал плечами:

– Слушай, она прикольная, – а еще маленькая, чистая, светлая, какие же эпитеты вслух назвать, чтобы Леха не парился. – С ней легко и весело.

И она как глоток свежего воздуха в нашем болоте. Черт! Черт! До сих пор сам себе в этом не признавался.

– А вся эта фигня типа съездить в Питер или сходить вместе в музей… Мне ничего не стоит, а ей – море удовольствия. Мне приятно.

«Как же!, – Леха смотрел на него, прищурившись. Почему-то вспомнился Серый, который двое суток не спал из-за Тайкиной поездки. – Ничего не стоит, говоришь?» Леха отвел взгляд. В конце концов, все взрослые люди. Лишь бы не обидел. Только Андрею об этом говорить не надо.

– Лех, – наморщил лоб Серый. – Хватит париться насчет меня и Тайки. Вот просто – хватит.

– Ладно, – будто нехотя отозвался тот. – Заметано.

– Ну и отлично, – кивнул на холодильник. – Сыр и нарезка есть. Будешь с кофе?

Глава 18

Учебу Леха все-таки бросил. Серый пытался говорить с ним об этом, но вкусивший красивой жизни парень ничего не хотел слушать. «Сколько смогу, столько и буду проституткой. Потом подумаю, как деньги зарабатывать» и «Никогда не женюсь, вообще ни с кем жить не буду» были ответами на все Серегины аргументы. После пары месяцев увещеваний Серый просто плюнул. Не мальчик он уже, в конце концов. Его тело – его дело.

Лешка стал брать больше заказов, в том числе и дневных, и с выездами. И в квартире они пересекались не чаще двух-трех раз в неделю. Поэтому Сережка совершенно расслабился. Мог позволить себе утром варить на кухне кофе в одних трусах, или выйти из ванны полуголым. Так и сейчас, принял душ, натянул джинсы, растер волосы полотенцем, вышел в коридор и услышал тихое восхищенное «Вау!» у себя за спиной. Резко обернулся:

– Блин, – сначала вздрогнул, потом рассмеялся. – Тайка!

Она смотрела на него во все глаза, широко распахнутые от восторга.

– Ты хоть бы предупредила, что приедешь! А то мало ли, как я по дому хожу?!

– Я предупреждала, – она тряхнула головой, опомнилась. – Я писала. Даже звонила!

Серый зашел в комнату, посмотрел телефон. Тайка остановилась на пороге. Действительно, и писала, и звонила.

– Черт, – проворчал. – Телефон на беззвучном.

Потянулся за футболкой.

– Ой, нет! – подскочила к нему. – Серенький, не одевайся.

– В смысле? – опешил от такой просьбы.

– Серенький, можно я тебя нарисую? – Тайка сложила ладошки в молитвенном жесте. – Мне в этом семестре анатомию сдавать, а наша модель – ну совершенно деревянное создание! А ты... Ты такой! – ее глаза горели. – Ты такой пластичный, изящный, точеный… – ее голос перешел в шепот с придыханием. – Можно я тебя нарисую?

У Сереги отпала челюсть. Понял, что краснеет.

– Тая, – голос сорвался. Серый повел подбородком, откашлялся, расправил в руках футболку. – Не думаю, что это хорошая идея.

– Серенький, ну пожалуйста, – она подалась к нему всем телом, качнувшись на носках. Бровки подняла домиком, лицо умоляющее. – Серенький, ты бы только видел свою спину! Такой рисунок мышц, так… – ее голос срывался. – Такие!.. – проскулила, -- Серый!

– Слушай, – отмахнулся, оделся, – нарисуй Леху или Андрея.

– Да че в них интересного?! – всплеснула руками. – Вон иди в Пушкинский, там античка на первом этаже! Ровно то же движение! – воскликнула пренебрежительно.

Серега подавил усмешку. Сравнение со скульптурами в ее устах звучало почти как ругательство. А он, значит, нравится. Блин, художница.

– Тай, я не смогу долго сидеть ровно, и вообще! – вышел в коридор. – Кофе будешь?

– Ну это же можно не за один раз! – Тая побежала за ним.

Серега обернулся, наградил ее возмущенным взглядом. Насупилась, надулась, села на стул, опустив голову и обиженно выпятив губки.

– Тай! – вот фигли он ведется?

– Ну Серенький, – снова бровки домиком. – Я никому не покажу, – лицо разгладилось. – Кроме преподов! – и запрещенный прием: – Тебе не нравится, как я рисую?

– Ты издеваешься? – фыркнул раздраженно. – У меня вся комната твоими рисунками увешана!

Он из-за этого пару раз чуть не огреб от Андрея, но стойко стоял на своем. Рисунки не снимал. Даже добавил еще один – осенний пейзаж акварелью. У Тайки получилось нарисовать совершенно хрустальный воздух и полупрозрачные листья. Серега, и так любивший это время года, от ее рисунка глаз оторвать не мог. Конечно, подарила. Конечно, мужики наехали. Только этого он ей не расскажет.

Со стуком поставил перед ней чашку кофе, сел за стол сам, оперся на него локтями, по привычке поставил одну ногу на перекладину табурета, достал сигареты.

– Блин! – она аж подпрыгнула. – Такая шикарная поза! Ты можешь так хотя бы час посидеть?

В ответ ей зверский взгляд.

– Ну сорок минут?

Серый стиснул челюсти, аж желваки заиграли.

– Ну двадцать? – она опять сложила ладошки, упрашивая.

– Ладно… – сломался. – Но я не знаю, как ты будешь дорисовывать. Я тебе каждый день по часу позировать не смогу!

– Я что-нибудь придумаю, – чуть не разлив кофе, сорвалась в коридор за своей сумкой, замерла у него за спиной. Получается, видела его вполоборота. Даже, скорее, в три четверти.

– Серенький, – прошептала тихо. – Сними футболку.

Замер, шумно выпустил дым от сигареты. Что-то мешало ему перед ней раздеться. Твою мать, он своим телом торгует. И совершенно не одетым, а здесь!..

Отложил сигарету, стащил футболку.

– Как сесть?

Услышал длинный выдох у себя за спиной:

– Как сидел, так и сиди, – голос все еще тихий, но уже не игривый, а почти строгий.

Улыбнулся сам себе. Ладно. Я ее интересую, как экспонат. Пусть рисует.

***

– Как дела в институте? – его напрягало сидеть рядом с ней молча. Каждый день позировать он не мог, но вот… Кажется, он полуголый уселся на кухне четвертый раз на этой неделе.

– Не отвлекай меня! – строгая. – А то тоже спрошу, как у тебя дела на работе.

Не выдержал, хохотнул, повел плечами. Услышал, что карандаш перестал царапать бумагу.

– Извини, больше не шевелюсь.

– Нет, наоборот… Ты бы видел, как