Шрифт:
Закладка:
Приходилось также спешно наверстывать упущенное. К тому времени вновь восстанавливались механизированные корпуса, так нелепо ликвидированные после испанских событий. Вернувшись с Пиренейского полуострова, многие из наших военачальников сделали вывод, что танки наиболее эффективно действуют лишь с пехотой, малыми подразделениями. При этом были позабыты географические особенности тамошнего театра военных действий, не была принята во внимание слабая оснащенность республиканской армии современной техникой.
Гитлеровцы открыли нам глаза на наши заблуждения. Их танковые армады, сметая буквально все на своем пути, прошли пол-Европы. Только тогда стало ясно, что с расформированием танковых корпусов наше руководство поторопилось, было принято решение возрождать механизированные соединения вновь. Только теперь основой корпусов были не танковые бригады, а танковые дивизии. Так как наши выпускники должны были идти на различные должности дивизионного масштаба, то сейчас им предстояло многое переосмыслить, изучить заново.
Для нашего факультета, который выезжал в Солнечногорск и зимой и летом, причем на более продолжительные сроки, нежели другие подразделения академии, лагеря были самыми обжитыми местами. Меня обычно назначали комиссаром лагеря сборов, а руководил ими помощник начальника академии по строевой части генерал-майор В.Т. Вольский.
Работать с Василием Тимофеевичем было одно удовольствие: участник мировой и гражданской войн, он считался опытным и знающим танкистом. Службу начинал в кавалерии, потом командовал механизированным полком и бригадой, работал в Управлении механизации и моторизации РККА на весьма ответственной должности. На некоторое время он был вынужден покинуть армию по состоянию здоровья, и тогда, по личной инициативе К.Е. Ворошилова, Вольского направили в длительную командировку в Италию, в советское торгпредство. Загранкомандировки в ту пору, особенно для военных, были редкостью, поэтому слушатели относились к нему с особенным почтением.
Вернувшись в СССР, Василий Тимофеевич получил назначение в академию. Человек по-настоящему влюбленный в свое дело и до тонкостей, до мелочей его знающий, он сумел установить в лагерях строгий уставной порядок не за страх, а за совесть, сам постоянно держал под контролем все аспекты учебы и жизни слушателей, четко планировал свое время и учил этому подчиненных.
Но круг его интересов далеко не ограничивался служебными обязанностями.
– Какой же ты командир, если не знаешь, чем живет наш народ, не видишь, что вокруг происходит? – часто говорил он слушателям.
Вольский интересовался литературой, искусством, в особенности театром. Отлаженная, подобно отрегулированному двигателю, жизнь в лагерях позволяла ему находить время на свои увлечения. Нередко он приглашал меня:
– Николай Андреевич, сегодня во МХАТе премьера. Поедете со мной?
Конечно, когда у меня была такая возможность, я с радостью ехал, и мы на несколько часов отправлялись в Москву, не сомневаясь, что в наше отсутствие в лагере все будет на заданном уровне.
Впоследствии генерал-майор танковых войск В.Т. Вольский прославится как замечательный советский военачальник. Он командовал мехкорпусом и 5-й гвардейской танковой армией. В числе первых трех комкоров-танкистов – вместе с генералами В.А. Байдановым и П.А. Ротмистровым – Василий Тимофеевич был удостоен ордена Суворова 2-й степени. К сожалению, жизнь генерала оборвалась рано, сразу после войны – в сорок девять лет.
На воскресенье 22 июня у нас был запланирован спортивный праздник. Все было расписано по минутам: начало митинга, открытие соревнований по различным видам программы, чествование победителей. Я с вечера приготовил спортивную форму, собираясь участвовать в первенстве по теннису, которым увлекался с юношеских лет. Перед сном прошел по опустевшему стадиону, заглянул в спортивные городки – везде порядок, все было готово к завтрашнему дню.
Планы наши были перечеркнуты напрочь. Рано утром в лагерь прибыли новый начальник академии генерал Г.Н. Ковалев и комиссар М.А. Антонов, начальники факультетов.
– Товарищи, война! – выйдя из машины и оборвав доклад генерала Вольского, произнес начальник академии.
Вскоре на плацу выстроились шеренги слушателей – не в спортивной, как предполагалось, а военной форме. Свежо еще было ожидание праздника, над подразделениями летал легкий говорок. Но вот Ковалев поднялся на трибуну, разговоры разом стихли – по виду генерала все поняли, что произошло нечто серьезное.
Сейчас, по прошествии стольких лет, мне нелегко восстановить в памяти подробности этого митинга. Помню, выступали Ковалев и Антонов, слушатели – в том числе кто-то из Героев Советского Союза, – однако так сильна была неожиданность услышанного, так велико волнение, что все слова застилала та первая фраза начальника академии: «Товарищи, война!» Наша страна должна была услышать ее из правительственного сообщения только через несколько часов.
Насколько мне помнится, все выступления были «правильными». Все выступающие подчеркивали возмущение вероломством фашистской Германии, внезапным, предательским нападением. Никто не сомневался – враг будет разбит. Однако никто не считал, что это произойдет немедленно. Наш академический народ был обстрелянный, понимал, что к чему.
Понимали мы и другое, хотя о том не говорилось вслух. Общеупотребимое тогда понятие «внезапное нападение» было неправомерным, так как приближение войны чувствовалось по очень многим признакам, имели на этот счет точные данные. Но вот то, что не были приняты все необходимые меры для отражения ожидаемой агрессии потенциального противника, – это уже бесспорный факт.
Более того – в результате страшнейших репрессий второй половины 30-х годов армия лишилась многих талантливых, блестяще подготовленных маршалов, генералов и офицеров. Это была самая страшная беда…
Я уже писал ранее, как в 1939 году принимал у меня государственный экзамен командующий войсками Белорусского военного округа генерал Д.Г. Павлов, один из тех, кто, сделав головокружительную карьеру, пришел на смену репрессированным военачальникам. С первых же дней войны он упустил управление войсками, во многом оказался виновен в тех громадных потерях, что понесли части и соединения округа в приграничных боях. Удивляться тому не приходилось: ни опыта, ни должной оперативной подготовки этот командующий не имел.
Невольно вспоминается мне короткая, одна-единственная встреча с Маршалом Советского Союза М.Н. Тухачевским[43]. Было это году в 1935 или 1936-м, когда Михаил Николаевич приезжал в Калугу, где дислоцировалась наша 14-я механизированная бригада.
Резиденция маршала была в доме отдыха, неподалеку от города, а от моей роты, считавшейся лучшей в части, был назначен караул для охраны.
Вечером Тухачевский вдруг зашел в мою комнату, предложил мне сесть, уселся сам, заговорил. Нет, видимо, смысла вдаваться в детали той давней беседы, но помню, с каким
