его составе было несколько крупных ученых, в том числе – тогдашний вице-президент Академии наук СССР Евгений Алексеевич Чудаков, известный специалист в области автомобилестроения. В свое время он возглавлял у нас кафедру, но и потом связь с академией не прерывал, нередко приезжал к нам для консультаций, старался по возможности не пропускать ни одного заседания Ученого совета.

Конечно, в первую очередь мы обсуждали вопросы внутриакадемические: планирования и организации учебного процесса, различного рода теоретические проблемы; проводилась защита диссертаций. Когда на повестке дня стояли защиты по интересным, наиболее злободневным темам, то на заседание совета приглашались слушатели старших курсов – участие в обсуждении, само присутствие при этом приносили им немалую пользу.

Порой во время удачных защит мое сердце сжималось от волнения: думал, что вот прошел бы год-другой, а там и я… Но – не судьба.

На заседаниях Ученого совета нередко поднимались и проблемы более общего плана, стоящие перед бронетанковыми и механизированными войсками. Особенно остро – так мне запомнилось – обсуждались перспективы создания и развития крупных танковых соединений.

Как известно, в РККА уже с 1932 года начали создаваться мехкорпуса, которые в 1938 году были реорганизованы в танковые корпуса. Однако после испанских событий подобная практика была круто пересмотрена. Дело в том, что некоторые из приехавших с Пиренейского полуострова товарищей – в том числе и генерал Д.Г. Павлов, который в ходе боев командовал бригадой и был удостоен звания Героя Советского Союза, – повели довольно опрометчивую политику. Смело называя войну в Испании растяжимым термином «современная война», они рассуждали о том, что такая кампания ведется исключительно мелкими, мобильными и подвижными танковыми группами, небольшими подразделениями. При этом в пылу полемики начисто забывалось, что по-настоящему большой войны в Испании не было, с техникой там дела обстояли не блестяще, а рельеф местности не позволял маневрировать крупным механизированным силам.

К сожалению, испанский опыт был абсолютизирован, что привело к опрометчивому решению: в конце 1939 года механизированные и танковые корпуса были расформированы. Конечно, сейчас проще всего рассуждать о головотяпстве и многом ином, вспоминая при этом богатейший опыт применения танков в годы Великой Отечественной войны. А тогда? Тогда у нас такого опыта не было – наши войска родились и возмужали в мирное время, в промежуток между двумя кровопролитными войнами. Да и вообще – трудно было тогда представить, что «современная война» развернется по столь широкому фронту, с применением таких неисчислимых сил, как получилось в 1939–1945 годах.

Первые же уроки Второй мировой войны заставили круто пересмотреть такую точку зрения. Специалисты внимательно изучали боевые действия гитлеровской армии, стремительно продвигавшейся по европейскому театру военных действий. Немецкие танковые группы, объединявшие в своем составе корпуса и дивизии, сметали все на своем пути.

И вот не без влияния специалистов нашей академии перед самой войной было принято решение о закладке сразу 29 мехкорпусов. Эх, если бы еще удалось своевременно оснастить эти соединения танками, артиллерией, вооружением, личным составом! Но некомплект был воистину жуткий. Так, 21-й корпус, словно бы в насмешку, имел налицо ровно 21 танк… Вот и получилось, что в скором времени эти корпуса были превращены в дивизии, из которых в начале войны формировались танковые бригады, а то и батальоны…

Вопросы совершенствования и развития структуры бронетанковых войск, танковой техники волновали нас не случайно – кому, как не нам было понимать, что в то время происходило в мире. Знали мы и другое: именно нашему молодому, современному роду войск предстояло очень многое сделать в грядущей войне. Мы видели: партия большевиков с большим и неослабевающим вниманием относилась к развитию нашего рода войск. Очень серьезно была организована подготовка командиров – мы это знали на примере нашей академии. На вооружение поступали новые образцы машин – современных, самых совершенных. В первую очередь это относилось к лучшему среднему танку тех лет – Т-34, легендарной тридцатьчетверке.

Войну ждали, к ней готовились. Помню, в мае 41-го мне, комиссару парадного полка академии, довелось быть на торжественном приеме в Кремле. И вот во время застолья командир 14-й танковой дивизии генерал-майор А.Д. Штевнев произнес тост в честь мирной политики Советского Союза.

Его неожиданно перебил И.В. Сталин. Обращаясь к генералу, он сказал, что мирная политика – это очень хорошо, наша страна верна ленинскому курсу, однако сейчас следует провозглашать тосты не за это, а за победу в той войне, которую стремится навязать нам фашистская Германия. Надо провозглашать тосты за то, чтобы агрессор был разбит, фашизм – сокрушен.

– За Победу! – поднял бокал Сталин.

Я пишу это не дословно, а по памяти. Но суть дела была в том, что нас, армию, настраивали не на ожидание спокойных, мирных дней, а на подготовку к отражению агрессии. Правда, не сейчас, не в этом году – а позже, через несколько лет, когда мы к войне подготовимся…

Вот еще случай из той же области. В пору моего недолгого адъюнктства меня и еще несколько человек вызвали в политотдел. Нам предложили проводить беседы по международному положению с красноармейцами и младшими командирами полка обеспечения учебного процесса академии. Дело это нас увлекло. Специально для нас в политотделе проводились инструктивные занятия, мы ездили на лекции в ЦДКА. Правда, основной объем информации мы черпали непосредственно из газет. Через некоторое время из нас получились довольно квалифицированные пропагандисты-международники малого пошиба. А вскоре нас вывели на более широкое поле деятельности – мы стали регулярно дежурить у политической карты мира в ЦПКиО имени Горького, разъясняли трудящимся особенности международной обстановки.

Так вот, как-то на инструктивном докладе нам было сказано, что председатель Совета народных комиссаров товарищ В.М. Молотов в одном из своих выступлений сказал так:

– На современном этапе нам, пожалуй, необходимо несколько видоизменить известную марксистскую формулировку. Сейчас следует говорить не «бытие определяет сознание», а «битье определяет сознание». «Битье» – это решительный разгром врага-агрессора, угрожающего нашим границам.

Нет, совершенно напрасно утверждают западные историки, что начало Великой Отечественной войны было для нас полнейшей неожиданностью, что наше руководство уповало на пресловутый Пакт о ненападении, что мы не готовились к отражению агрессии. Нет, Коммунистическая партия, советское правительство понимали угрозу фашизма, многое делали для перевода сознания армии на военный лад, для подготовки ее к грядущим боям. К сожалению, все необходимое сделать не успели…

Но мы знали: военная гроза не за горами. В этой войне бронетанковым войскам предстояло сыграть значительную роль. К этому мы готовились самым серьезным образом.

Глава 5. Лето и осень 1941-го

Июнь 1941 года наш факультет встретил в академических