Он поворачивает в последний раз, и очень скоро красный деревянный дом появляется между деревьями. Он видит заросший двор, смотрит на высоченные ели, из-за которых домик кажется совсем крошечным. Высокая трава шелестит под днищем автомобиля. Он подъезжает прямо к погребу и заглушает мотор. Какое-то время братья сидят в машине и разглядывают все вокруг.

Вот они и вернулись.

Они открывают двери, выходят из прохладного автомобиля прямо в лето. Двор оглушает их своими звуками: ласточки, прилетая и улетая, мечутся по двору, гудят неторопливые шмели, нервные осы. Насекомые повсюду, в каждом цветке. По всему участку бродит ветер, задевая верхушки деревьев, шурша еловыми ветками и обдувая автомобиль, который потрескивает и пощелкивает после долгой дороги.

– Пойдем? – спрашивает Бенжамин.

– Может, сначала в дом зайдем? – предлагает Пьер. – Проверим, все ли в порядке?

– Нет, – говорит Бенжамин. – Я хочу, чтобы мы пошли сразу же.

Нильс и Пьер не отвечают, но оставляют свои сумки, подходят поближе к Бенжамину, и они втроем проходят по маленькой дорожке между домом и сараем к лесу.

Это лес Бенжамина.

Лес живет в нем, Бенжамин носит его в себе все эти годы. Он знает здесь каждый камень, каждую тропинку, каждую сломанную березку. Идти ближе, чем он помнит: болото, которое раньше казалось страшным, бесконечным, они проходят всего за семь шагов. Мистическое нагромождение камней теперь выглядит совершенно обычным. Только ели по-прежнему невероятные. Бенжамин запрокидывает голову, чтобы рассмотреть их верхушки, и у него начинает кружиться голова, кажется, будто он упадет навзничь между ними.

– Мы правильно идем? – спрашивает Пьер.

– Да, – отвечает Бенжамин. – Просто иди вперед. Это там, за холмом.

Бенжамин идет последним, глядя в затылки братьев, когда они наклоняются, чтобы посмотреть себе под ноги. Они замедляют шаг, словно приближаясь к большому зверю, осторожно идут по сухому лесу. Он надеялся, что все исчезло, забор разрушен, домик сровнялся с землей, а его фундамент зарос колючками и кустарником. Но все совсем не так. Трансформаторная будка так и стоит между соснами, и забор на месте, и столбы. Кажется, что она была там всегда и будет там всегда. Братья останавливаются неподалеку.

– Нам ведь не нужно идти дальше, – говорит Пьер.

– Нужно, – говорит Бенжамин.

Теперь Бенжамин идет первым, братья следуют за ним. Оконные стекла разбиты. Кирпичный фасад зарос сорняками. Черные кабели, которые раньше тянулись от высоких столбов и снабжали весь мир, исчезли.

– Ею больше не пользуются, – говорит Бенжамин.

– Да, пожалуй, что так, – подтверждает Нильс. – Будка такая древняя. Видимо, ее больше не хватает для современных нужд.

Бенжамин кивает на здание.

– Помните этот звук? – спрашивает он.

Братья не отвечают, просто смотрят на будку.

– Этот приглушенный гул электричества. Помните?

– Да, – бормочет Нильс.

Бенжамин смотрит на братьев, которые нехотя подходят к высокому забору. Он заглядывает в черный проем. Дверь распахнута. Защелка все еще свисает вдоль стены, словно сломанная рука.

– Забрался же сюда кто-то, – говорит Бенжамин. – Понять не могу зачем. Там ведь внутри нет ничего ценного?

– Медь, – говорит Нильс. – Самый лучший проводник электричества – медь. А медь стоит денег.

Бенжамин оглядывает забор, окружающий маленький домик. А вон и калитка, путь внутрь. Он видит свой детский контур – маленький мальчик улизнул от братьев и забрался сюда. Он прижимается лбом к решетке. Слышит сзади тяжелое дыхание братьев. Теперь они стоят совсем рядом.

– Что именно тогда произошло? – спрашивает Бенжамин.

Нильс и Пьер смотрят на свои руки, все в сетках морщин. Он видит, что им неприятно быть здесь. Но у них нет выбора.

– Всю жизнь я виню себя, – говорит Бенжамин. – Но ведь со мной были два брата.

– Мы были детьми, – бормочет Пьер.

– Да, – отвечает Бенжамин. – Но мы были братьями. Помните, что всегда говорил отец? Он говорил, что мы должны быть рады, что у нас есть братья, потому что братья – главная сила в жизни.

Бенжамин не смотрит на Пьера и Нильса, он по-прежнему вглядывается в черную бездну двери.

Краем глаза он замечает, как Пьер роется в карманах, достает сигарету и зажигает ее, прикрыв ладонью от ветра.

– Я все время думаю о том дне, – говорит Нильс.

Солнце стоит низко, тени от сосен темными пятнами падают на зеленый черничник вокруг здания.

– В тот день, вернувшись домой, – посмеивается Нильс, – я улегся в гамак и слушал музыку; я думал, что если буду вести себя так, как обычно, то все станет так, как раньше, и того, что случилось, не случится. Я знал, что ты умер, я видел, как это произошло. Я стоял здесь и все видел. Я думал, что почувствую страх или даже ужас. И что-то такое я действительно чувствовал. Но знаешь, что я почувствовал в первую очередь?

Бенжамин не отвечает, смотрит на Нильса.

– Облегчение, – говорит Нильс.

– Боже ж ты мой, – стонет Пьер. – Прекрати сейчас же.

Он замечает какой-то камень и бьет по нему ногой.

– Если уж нам нужно об этом поговорить, значит, мы об этом поговорим, не так ли? – говорит Нильс, оборачиваясь к Бенжамину. – Мне жаль, что так вышло. Я был в шоке, но меня это не оправдывает. И я ненавижу себя за это. Но разве ты забыл, как все было? Ты забыл, как вы с Пьером издевались надо мной? У меня остались дневники. Я иногда перечитываю их. Я желал твоей смерти каждый день. И в конце концов так и случилось.