— У нас с вашим братом долгая история. Он был порядочным до того дня. Я был стипендиатом элитной частной подготовительной школы. Это уже сделало меня мишенью для большинства тамошних студентов. Но ваш брат не был одним из них. До тех пор, пока не умерла ваша мама. Потом он стал одним из худших. То, что мы с ним часто соперничали лицом к лицу в учебе и легкой атлетике, не помогало делу. Как и тот факт, что я не принимал его или любого другого придурка.

— Он изменился после смерти мамы, — пробормотала Шей, и боль пронзила ее грудь, когда она подумала о хорошем мальчике, который стал жестким закаленным мужчиной. — Мама была… буфером между ним и нашим отцом.

Шей покачала головой, отвернулась посмотреть на проплывающий пейзаж за окном машины, а перед ней словно возник отец, который смотрит на нее неодобрительным, суровым взглядом. Линкольн Нил часто смотрел так на своих детей, особенно на сына.

— Он был требовательным, ему почти невозможно было угодить. Тревор отчаянно хотел добиться его одобрения, что стало невозможным после смерти отца. И все же, даже сейчас… — Она снова замолчала, чувствуя себя так, словно только что предала своего брата.

— Это не оправдывает его поведения, — произнес Гидеон ледяным тоном.

— Нет, не оправдывает, — согласилась Камилла. — Но никому не удается избежать влияния окружающих, особенно своих близких. И никто не бывает только плохим или только хорошим. Иногда это помогает понять, почему люди ведут себя так, а не иначе. И дает нам возможность проявлять к ним сострадание и милосердие.

В ответ он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Прикосновение его пальцев вызвало волнение во всем теле Камиллы. Она вдруг представила, как Гидеон держит ее в объятиях, пристально глядя ей в лицо, в то время как она возносится на вершину наслаждения. Виной всему были воспоминания о той прекрасной ночи, что они провели вместе, когда город погрузился в темноту, источником света для них был лишь фонарик телефона. Сейчас, как и тогда, Шей не могла оторвать от него взгляда. Как и тогда, ее губы приоткрылись.

— Ваш брат не заслуживает сострадания или милосердия, Шей. Так что не пытайтесь убедить меня в обратном печальными историями о его детстве.

Гидеон провел подушечкой большого пальца по ее нижней губе, и она не смогла сдержать стона желания. Его взгляд переместился на ее губы, затем, спустя несколько мгновений, он посмотрел ей в глаза.

— Почему у меня такое чувство, будто я…

Он нахмурился, но руку не убрал.

— У вас такое чувство, будто что? — выдохнула Шей, боясь, что Гидеон может узнать ее интонацию, стон, голос, когда она умоляла ласкать ее снова и снова.

Оглядываясь назад, Шей понимала, что должна была сказать, кто она на самом деле, еще в день их первой встречи. Если признается сейчас, Гидеон увидит в ней только лгунью. Шей ненавидела ложь любого рода и теперь не знала, как ей поступить. Очевидно, в тот момент чувство самосохранения взяло верх над ее совестью. А причины, по которым она изначально хранила молчание, никуда не делись. Девушка не доверяла Гидеону, потому что не знала, как он поступит, узнав о том, что Шей Нил переоделась официанткой на одном из крупнейших светских мероприятий года, а затем переспала с ним. А что, если он использует это как еще одно средство борьбы с ее братом? Нельзя так рисковать.

— Ничего. — Он убрал руку от ее лица, а его лицо при этом приняло свое обычное бесстрастное выражение. Затем он вынул из кармана маленькую прямоугольную коробочку. — У меня есть кое-что для вас.

Шей взглянула на коробочку, затем на Гидеона, потом слегка дрожащими пальцами сняла крышку и ахнула. Изящные золотые браслеты с рубинами и бриллиантами сверкали на черном бархате. Они были прекрасны.

— Их восемь, — пояснил он, поднимая браслеты, в то время как Камилла сидела неподвижно. — В китайской культуре восемь — счастливое число. Красный цвет тоже в почете.

Нежно взяв ее за руку, он надел украшение ей на запястье.

— Спасибо, — прошептала она.

В прошлом она получала украшения от мужчин, которые надеялись завоевать ее, — или скорее завоевать наследницу компании Нилов.

Но ни один из них не был куплен с мыслями о ней. Ни один из них не был для нее, Шей. Хотел он того или нет, Гидеон отдал ей частичку себя, своей души. И только за это она призналась:

— Они великолепны, спасибо.

— Не за что, — пробормотал он, его пальцы коснулись нежной кожи на внутренней стороне ее запястья, прежде чем Шей смогла отстраниться. На мгновение она уловила вспышку эмоций в его глазах, но он тут же снова закрылся от нее.

По какой-то необъяснимой причине, которую Камилла отказывалась понимать, она почувствовала боль. «Игра», — напомнила она себе. Они оба играли свои роли, и подарки его фальшивой девушке были частью этих ролей. Главное — не попасть в ловушку прекрасной загадки, которую являет собой Гидеон Найт.

Глава 11

— Я чувствую себя зверушкой в зоопарке, — пробормотала Шей, поднося к губам бокал белого вина. — Они могли быть более деликатными и не сверлить нас так пристально взглядами.

Гидеон выгнул бровь, оглядывая большую гостиную. Несколько человек поспешно отвели взгляд. Найт был удовлетворен, не зря он принял приглашение на этот ужин. Здесь присутствовали не только бизнесмены, но и представители светского общества. Эти люди отлично знали, кто такая Шей Нил. Разговоры об их совместном появлении пронесутся по чикагской элите со скоростью лесного пожара. Именно этого он и добивается.

— Они задаются вопросом, почему вы появились здесь с таким зверем, — объяснил Гидеон.

— Возможно.

Он усмехнулся в ответ на ее согласие, заработав от нее ослепительную улыбку. Как только они переступили порог особняка Джанет и Дональда, клиентов Гидеона, Шей сразу же очаровала их. И хотя он знал, что такое поведение его спутницы — часть их соглашения, мог почти поверить, что Шей влюблена в него.

То, как естественно и нежно, как бы невзначай она время от времени касалась его руки или плеча, должно было говорить о близости и любви. Ласковое поддразнивание, особенные улыбки. Да, она заслужила награду за свой выход. И когда хозяева дома приблизились к ним, и она взяла его под руку, ее грудь прижалась к его боку, он приказал своему члену замереть.

Будь он более достойным мужчиной, установил бы некоторую дистанцию между ними, а не наслаждался ее чувственной привлекательностью. И не возбуждался каждый