что-то говорила, но Рия не могла понять, что она говорит. И когда края её зрения разрушились, она глубоко вздохнула, и тогда Рия снова оказалась в темноте.

Глава 10

— Она сильно потеет, — пробормотал незнакомый женский голос.

— Должно быть, это из-за того лекарства или наркотика. Я не думаю, что это дерьмо было создано для людей.

Раздалось безрадостное фырканье.

— Ты действительно думаешь, что она человек? От неё за верстка несёт магией.

— Что?

— Ага. Разве ты не чувствуешь этот горький запах? От неё разит им. Заметь… куча магии разлетается, даже когда она спит. Представь, что здесь будет, когда она проснётся. Зверская ведьма.

— Она выглядит мертвой.

— Дай ей еще воды. Клара сказала, что нам нужно вымыть из неё это дерьмо.

— Но её уже стошнило раз десять, вот и всё. Я чувствую себя как в одном из тех фильмов, понимаешь? Как в колледже, где подружки держат волосы сзади, пока пьяные блюют…

— Хорошо, давай поговорим о чём-нибудь другом. Ты доводишь меня до тошноты.

— Это ребенок вызывает у тебя тошноту, а не я. Маленькая горилла делает тебя зеленой. Иии! Я уже не могу дождаться, чтобы обнять его.

Еще одно фырканье.

— Это она. Я в этом уверена. И перестань на меня глазеть. Я даже не думаю, что смогу справиться с маленьким Конгом. Её отец уже занят с обеими руками.

— И он в тюрьме.

— Как и Нокс!

— Да, я действительно гордилась им за все члены, которые он успел нарисовать по всему городу всего за одну ночь. Если и существует рекорд по рисованию членов, то Нокс одержал первенство. Я ездила, считала их. Я нашла восемьдесят четыре. Восемьдесят четыре, Кендис. И это были только те, что я смогла найти. Странно конечно, но я им горжусь. Боже, наша жизнь такая странная.

— Ага!

— Хотела бы, и я добиться успеха.

— При аресте? Все, что ты сделала, это выпивала бутылку дешевого вина и купалась нагишом в общественном бассейне. За это ты никогда не получишь больше, чем одну ночь в вытрезвителе.

— Однако я чувствовала себя очень круто, когда делала это.

Наступила пауза, а затем раздалось два хохота. Один из голосов сказал:

— Проверь ещё раз её пульс. Мы почти закончили, но она выглядит очень плохо.

Теплые кончики пальцев прижались к шее Рии.

— Она всё ещё с нами.

Когда Рия попыталась и не смогла открыть глаза, незнакомка пробормотала добрым голосом:

— Бедняжка.

— Невада, не обижай меня. Она будет в порядке.

— Я имею в виду не только эти наркотики, Кендис. Я имею в виду, она та самая, верно?

Был печальный вздох.

— Ага. Бистон говорит, что это она, значит, так и есть.

— Я думаю, тогда мы должны стать её подругами. Думаю, мы ей будем нужны.

Наступила долгая пауза.

Почему Рия не могла открыть глаза? Почему она не могла двигаться? Кто-то убрал волосы с её лица и баюкал её голову, как будто она была желанной и хрупкой.

Приглушенным шепотом другая незнакомка сказала:

— Я тоже думаю, что мы ей понадобимся.

А потом Рия снова оказалась в темноте.

Глава 11

Вир не чувствовал ее.

«Рия?» — спросил в пятидесятый раз, наверное.

Тишина.

Он не мог связаться с ней. Там, где раньше была их связь, была только пустота, и теперь он был по-настоящему один, в клетке под названием «подземелье». Это место было построено для драконов. Об этом не знал никто, кроме Вира и стражи. Это была тщательно охраняемая тайна тюрьмы. Пока жизнь продолжалась далеко наверху, а заключенные работали, ели, занимались спортом, проводили время во дворе, дрались, мылись, спали… Вир только что умер. Снова.

Он пролежал здесь несколько часов после оборота в человека, не в силах даже сесть. Каждые три недели в течение шести месяцев его опускали на самый нижний уровень тюрьмы и заставляли оборачиваться, и после этого всегда было одно и то же. Ему пришлось принят галлон лекарств и наркотиков, которыми его напичкали. Его кровь была жидкой лавой, пока он лежал на боку, свернувшись калачиком, на бетонном полу. Это место было похоже на пещеру, намного больше, чем его камера, чтобы дать Красному Дракону пространство для движения, но оно было узким с одной стороны и длинным с другой, поэтому у него никогда не было достаточно места, чтобы удобно растянуться и расправить крылья. Так он сидел часами, изрыгая огонь, не в силах пошевелиться, чувствуя себя в ловушке, испытывая клаустрофобию и скучая по небу. И, скучая по небу, он имел в виду пронзительную, до мозга костей, до глубины души тоску по чему-то, что он никогда больше не увидит и не коснётся. Вместо этого Красный Дракон сидел в клетке из металла и бетона, сжигая себя собственным огнем, пока не вырубится или не сдастся и не исчезнет в шкуре Вира. И на все более и более длительные промежутки времени дракон полностью уходил, и оставался только человек по имени Вир. СМИ называли его сыном дракона, но наследие Деймона закончилось в тот день, когда Красный Дракон не смог обернуться в Вира после оборота.

Этот было плохо. Это было худшее, что могло случится. Слишком много лекарств, слишком мало времени на оборот, и дракон сдался быстрее, чем когда-либо. А теперь он пролежал здесь по крайней мере три часа и всё ещё не чувствовал дракона.

И была царапина. Он тяжело приземлился, когда обернулся, и его предплечье было покрыто бетонной крошкой. Царапина всё ещё кровила, несколько часов спустя, и даже немного не зажила. Это был очень плохой знак.

Горящее изнутри тело, Вир трижды стукнул боком о бетон и стиснул зубы, желая, чтобы дракон затолкал ему в горло разъяренный рык, но в ответ была только тишина.

Перед ним послышался скребущий звук. Возможно, крысы. Дракон не ел пепла со времен Чада, но даже крысы не будили монстра. Эммет и новый IESA точно знали, что делали. Они задержали Красного Дракона. Подчинили его. Он потерпел поражение, и в этот момент он ненавидел мир, в котором родился. Он ненавидел то, что он был сыном Деймона. Ненавидел, что ему не удалось лучше контролировать дракона. Папа всегда говорил, что тот недостаточно старался, но был далеко не прав. Вир посвятил свою жизнь тому, чтобы научиться оборачиваться только каждые три недели. Чтобы вовремя остановить оборот, когда выйдет из себя от гнева. Папа не понимал. У него никогда такого не было. Красный Дракон не был похож на монстра Деймона. Дракон