Вы с Азалей — ответственные за стол. После обеда, часам к двум собираемся. Кащей тоже обещал быть.

— Ну, у этого семь пятниц на неделе.

— Главное — пообещал. Вот деньги, Танюшке на обувь. И за конфеты.

— Ярканатик, ты не обязан решать мои проблемы, сама справлюсь.

— Я тебя не спрашивал, справишься или нет. Это ребенку. Увидимся, Натусь.

(9 мая, среда, +14)

Рано утром, еще не взошло солнце, Ира уехала в Казань, поздравить с праздником родню. Как раз из Финляндии прилетели дедушка с бабушкой, а дед всю жизнь служил, по стопам своего отца, выйдя в отставку за два года до развала СССР. Для ее семьи этот праздник был на особом счету, особенно для Бахтияра, и Ирина старалась провести его в кругу близких.

Не увидела она, как односельчане, по велению души, а не для галочки, прошли по поселку, неся в руках фотографии родных, тех, кто воевал в годы Великой Отечественной войны, кто погиб на полях сражений, сложил голову за Родину, кто пришел домой, израненный, но живой…

И расступившуюся уважительно нарядную толпу перед высоким молодым военным в парадной форме. Три медали, орден и нашивки ранений, красные выше, золотистые снизу, были прикрыты большим портретом деда и бабушки, что нес мужчина одной рукой.

Второй осторожно придерживал старенькую тетку в синем костюме, по пиджаку которой и места не хватало для всех ее наград. Живой свидетель тех страшных событий, как же мало их осталось, чтоб передать молодым поколениям правду…

После торжественных речей сельчане привычно рассеялись по кладбищу, помянуть ушедших, прибрать могилки после зимнего ожидания.

Вечером в клубе был концерт, и весь поселок собрался послушать выступление своих детей и бабушек, что выступали ансамблем, прославляя поселок на площадках Татарстана, зная множество песен на языках республики. Но сегодня в клубе звучали берущие за душу песни военных лет…

— Май-

(12 мая, суббота, + 20)

Начало мая «обрадовало» дождями, но к середине месяца нет-нет, да выглядывало солнце. В субботу Ира решила «потюлениться», как говаривала любимая преподавательница, устроить себе выходной, впервые за неполный месяц, прожитый в доме.

Пусть привык организм к физическим нагрузкам, но это были интеллигентные походы в тренажерку, и то, через раз, иногда было лень. А здесь каждый вечер тело ломило от бесконечных наклонов, датчики фитнес-браслета зашкаливали, на неделю зарядки перестало хватать. Вчера еще сняла, бесполезный в деревне гаджет.

Только она прилегла в гамаке с книжкой, как услышала шум подъезжающей машины. Пару минут еще не теплилась надежда, что автомобиль проедет дальше по улице, но мотор заглох у ее ворот, и от калитки донеслись радостные крики любимой подруги:

— Ирка! Встречай гостей! Червячок ты мой земляной, я ж соскучилась по тебе, как монашка по свечке!

— Ты ж моя рыба без хвоста, я по тебе тоже соскучилась! — поспешила навстречу подруге Ира.

— Иди сюда, роднусь, обслюнявлю тебя, затворница! — поставила сумки на дорожку и раскинула руки Женька, обняла, расцеловала. — Даньку матери сдала на воспитание, вырвалась к тебе.

— Явилась, наконец, не запылилась! — Ира взяла сумки, с любопытством ребенка поглядывая внутрь.

— Похорошела, загорела, стала еще краше, свет такой появился в глазах. Навоз так влияет, или медный купорос? Резюмирую: деревенская жизнь тебе пошла на пользу, — по-хозяйски Женька прошла по дорожке, через террасу поднялась в дом. — Привезла тебе тетя Женя чай приличный, кофе, вкусняшек набрала. Из твоей квартиры забрала остатки шмоток, сейчас шампусику хряпнем за встречу, разберем багажник, а то так и летаю с перегрузом две недели, все доехать было некогда, прости засранку.

— Мне здесь куда выходить в вечернем? Ворон пугать или соседей? Там остались как раз ненужные уже платья, сумки, туфли. Если только на авито выложить, — пожала плечами Ира, разгружая гостинцы на стол.

— Я и смотрю — штаны у тебя такие… фильдеперсовые. Пять карманов по штанине и шесть дырок по бокам. Калошки — отпад! И это моя модница, которая считала, что каблуки меньше семи сантиметров не заслуживают внимания? М-дя, девица, как быстро с человечка сползает цивилизация! Расскажи кому — не поверят же!

— Женьк, ну чего ты, штаны удобные, и не на каблуках же по огороду бегать.

— Они не удобные, они — удобищные! Видела бы тебя Ландыш! Хотя, я ж Ландышке сейчас тебя покажу! — расфыркалась подруга, щелкнула камерой телефона, неожиданно наведя на хозяйку дома, отправила фотографию и достала сигареты. — Ну, показывай свои достижения, пейзанка.

— Пока нечего, Жень, землю мне мужики вскопали, я только прибрала участок, сделала отводки малины и ежевики, клубника была пара грядок, пока оставила, обработала. Что еще, — начала вспоминать Ира, проводя экскурсией долгожданную гостью по дорожке огорода. — А, теплицы потихоньку заполняю, картошки кинула так, на еду осенью, не буду ломаться с ней, у соседа по осени куплю пару ведер, мне хватит за глаза. Ой, я нам с тобой цветной капусты рассады набрала! До отвала.

— Вот за это спасибище, подруга, это я люблю. А тыквы будут?

— Будут тебе тыквы, хоть суп вари, хоть в кареты превращай, — рассмеялась Ирка. — И кабачки будешь багажниками вывозить, обещаю.

— Жарища сегодня! А как тут с мужским полом? Есть что приличное?

— Жень, какие мужики, о чем ты! Пара моральных инвалидов, остальные, нормальные, заняты. Одному одаренному пришлось перцем в рожу брызнуть, второй тоже однажды дождется. Дятел со свистящей флягой, первый парень на деревне, а в деревне два двора. На всю голову отбитый, стараюсь обойти за километр, как вспомню его рожу в шрамах, так тошнит. Представь, решила в кои веки мать Терезу скосплеить, подсадила его на повороте, когда сюда поехала, так мало того, что всю машину провонял водкой и ядреным духом, так еще и предложил в довесок свой член немытый. А я должна была восхититься и побежать, волосы назад, за таким подарком. Раз у магазина встретила потом это чудище, еле отбилась, а у меня еще глаза были закапаны, размыто все, только по голосу узнала, когда завел свою песнь козла: «Хочу тебя немедленно, спускай трусы, кричи: «Ура-а-а-а!»» Нет, я люблю животных, но не настолько!

— Нет, нам таких не надо, к таким сразу кузнеца приводить, — хихикнула Женя, картинно упав в ротанговое кресло, когда подруги вернулись обратно к дому. — Не хочешь, душа моя, послушать песнь о Нибелунгах, по счастливой случайности не ставших твоей родней всей богадельней? И что было, когда ты уехала? До тебя ж даже не дозвониться, забилась мышка в норку, номер сменила, даже нам не сообщила, а там такая эпичная драма!

— Жень, забываю,