Шрифт:
Закладка:
Лингвисты также подмечают, что «калить» близко к славянскому глаголу «калеть», который означает «коченеть», и к глаголу «околеть» в значении «умереть, сделаться колом».[177] Что ж, действительно получается, мостик наш – это раскалённый докрасна переход для умерших из этого мира в иной.
Разгадку Калинового моста пытался отыскать и академик Борис Рыбаков. Историк считал, что сюжет сказки «Бой на Калиновом мосту» зародился в каменном веке. И описана в нём, представьте себе, охота на мамонта! Первобытные охотники загоняли животное в яму, которую прикрывали ветками кустарника, а затем забрасывали несчастного зверя камнями, заранее нагретыми в кострах. Спустя века загонная яма с раскалёнными камнями превратилась в сказочное подземелье с огненной рекой. А ветки, брошенные для маскировки, – в Калинов мост. Горящий же мамонт стал прообразом огненного чудища, с которым сражается герой. Получается, другое название Огненной реки – Смородина (в значении «смрадная речка»), по этой теории, образовалось из ассоциаций с разлагающимся в яме трупом животного.
Что ж, живописная версия, однако современные учёные оспорили предположения Рыбакова.[178] Борис Александрович был выдающимся историком и археологом, его заслуги в этой области несказанно велики. Но иногда академик высказывался по поводу лингвистики, и эти высказывания не всегда были научно обоснованными.
Как в древности для мёртвых мосты творили
Чтобы помочь душе умершего перебраться на «тот свет», живые творили для мёртвых мосты. Что значит в данном случае «творить»? Некоторые исследователи предполагали, что здесь идёт речь об обрядовом печенье. Мучные изделия в виде мостов славяне пекли на похороны. Однако под этим словом следует понимать более сложный ритуал.
В языческой Руси славяне «творили» для усопших реальные мосты. К обычаю этому относились крайне серьёзно. Настолько, что он сохранился вплоть до ХХ века.[179] Известно, что в Белоруссии после поминок по умершему делали мостик через ручей или ров. Этот мостик назывался «кладкой». Для него рубили сосну, обтесывали её, вырезали на дереве год смерти и изображение человеческой стопы, а если покойный был младенцем – то сапожки. Затем все живые садились на эту сосну и поминали усопшего, чтобы душа его беспрепятственно добралась до царства Вечности. А если вдруг путник когда-нибудь пройдёт по такому мостику и увидит знак стопы, то обязательно прочитает он молитву за душу того, в чью память положена «кладка».[180]
Иногда славяне в могилу покойнику клали щепки, оставшиеся после изготовления его гроба: если мост окажется где-то непрочным, то «душа сможет подстелить эти щепки себе под ноги».[181]
О том, что обряд сооружения мостов для мёртвых восходит к далёким дохристианским временам, говорят древнерусские церковные поучения, осуждающие действия язычников, которые «мосты чинять по мртвых».[182]
Радуга – тоже мост, и непростой…
Разноцветная радуга, раскинувшаяся по небу коромыслом, и сегодня кажется чудом! Немудрено, что в древности люди принимали её за волшебный мостик, один конец которого стоит в мире живых, а другой – в мире мёртвых. «Тот, кто взберётся на радугу, может попасть на тот свет», – утверждали славяне.
Позднее на Украине и в Белоруссии стали считать, что радуга – это дорога, по которой ангелы сходят с неба за водой. Русские говорили, что радуга – это мост, по которому души умерших попадают на небо. А сербы верили, что по радуге души умерших восходят прямо в рай.[183]
Происхождение слова «радуга» до сих пор не установлено, но её многочисленные названия в диалектах: «дорога», «мост», «лестница», «лента»,[184] – безусловно указывают на её связь с мотивом пути, и пути непростого…
Зачем в сказках купцы за море ходили
Не всегда в сказках, чтобы попасть в загробный мир, нужно переплыть именно через Огненную реку. Магическим водным пространством могут оказаться и синее море, и бурный океан. Часто поездка в заморские страны объясняется тем, что герой – купец и ему нужно сбыть товар или закупить диковинных вещиц, которых нет в его стороне. Однако это толкование люди придумали позже.
Первоначальный смысл путешествия героя за море – прохождение инициации в царстве мёртвых. С отмиранием обряда этот смысл стал утрачиваться и в итоге заменился новым, актуальным для своего времени. «Действительно, зачем идти неизвестно куда за тридевять земель?» – думали люди средневековой Руси, пересказывая сказку, которая родилась ни много ни мало в архаические времена. Уж явно не для того, чтобы пройти какой-то странный обряд…
Для людей новой эпохи с развитием торговых отношений и появлением классов социальные ценности поменялись, а с ними и насущные дела. Если в мифах несмышлёный подросток отправлялся в путь-дорогу, чтобы пройти посвящение, без которого он не мог стать охотником, а значит, полноправным членом общества, то в сказках герой становится купцом, совершающим действия, понятные любому сказителю и слушателю времён средневековой Руси.
Впрочем, несмотря на то что мотивировка в сказке поменялась, главный смысл – духовное и социальное преображение героя – сохранился. В сказке из сборника Афанасьева «Купленная жена» Иван – купеческий сын по смерти отца ведёт разгульную жизнь. Прокутил да промотал юноша всё родительское состояние. Даже верхнее платье пропил в трактире. Делать нечего, пошёл в приказчики к родному дядюшке. «Дядя нагрузил свои корабли товарами и поехал вместе с племянником за море – в чужестранных землях торг вести».[185] В волшебной стране непутёвый Иван проходит школу жизни (посвящение), забывает про пьянство, женится на Елене Прекрасной и становится царём.[186]
Мотив путешествия за море с дальнейшим получением вознаграждения вы найдёте в сказках «Семь Семионов», «Жар-птица и Василиса-царевна» и во многих других.
О подземном «том свете»
Сказки о подземном царстве возникли из древних представлений о загробном мире, находящемся под землёй. Археологи говорят, что захоронение в земле – самый древний способ прощания с усопшими, который встречается у праславян.
В разные периоды ингумация приобретала новый религиозный смысл, поэтому и не забывалась людьми. Изначально трупоположение было скорченным и связывалось с идеей реинкарнации: скрюченное тело имитировало позу эмбриона в чреве матери – так родичи готовили умершего ко второму рождению на земле.[187] Позднее, с развитием земледелия, несмотря на то что появилась кремация, тела усопших продолжали отдавать земле, только уже придавая им вытянутую