Шрифт:
Закладка:
– Да. А люди они хорошие?
Вот тут на меня и посыпалась разная информация, и, лишь когда с неба стали падать крупные хлопья снега, предвестник наступающей бури, они заторопились по домам, а я направился к нужному дому. Где тот находится – мне описали подробно. Информацию о приспешниках немцев я собирал не зря. Мне было известно, что немало полицаев и старост вступили в свои должности по приказу наших. То есть фактически внедрённые агенты, и вот так случайно уничтожить своего не хотелось. Однако как и староста, так и начальник полиции были ещё теми тварями, крови на руках имели немеряно, поэтому сомнений не было, на наших они никак работать не могут. Собаки, как я и думал, во дворе не было. Втихую сработаю, тем более если третий день квасят, то шансы немалые. Как я и предполагал, за свою безопасность уроды беспокоились. Поэтому трезвый часовой на участке имелся, несмотря на немецкий гарнизон в селе и то, что дом находился в центре. Курил на крыльце. Рядом стояла прислонённая к перилам винтовка. Обычная винтовка Мосина.
Ничего сложного изобретать я не стал. Спокойно открыл калитку и направился к крыльцу под заинтересованным взглядом часового. Тот за оружием не потянулся и так продолжил курить. Когда я подошёл, то он спросил, от кого я, так ему и сказал, мол, сведения имею от полиции из соседней деревни, партизан заметили. Это позволило мне приблизиться вплотную и, выхватив револьвер, к счастью тот ни за что не зацепился, и, приставив дуло к груди полицая, спустить курок. Хлопок прозвучал негромко, в доме шумели куда громче, музыка играла, так что думаю, его не слышали.
Полицай был здоровяком, поэтому открыв сени и осмотрев их, я ухватил его за ворот тулупа, и, с трудом подтягивая тело раз за разом, затащил в сени. Сюда же убрал и винтовку. Убитого я уже проверил. Выстрел точно в сердце, готов с гарантией. В сенях, используя фонарик, осмотрел его. Подсумки сразу снял, в карманах мелочовка. Но короткоствола больше не было. Заперев сени изнутри, я доснарядил револьвер, выбив стрелянную гильзу. После чего, подкравшись к двери в саму хату из сеней, чуть приоткрыв, заглянул.
Шум музыки сразу стал громче, не наше играло, что-то немецкое. У стола, а освещала всё керосиновая лампа, снаружи с пургой стемнело, суетилась женщина разбитного вида. По словам местных жительниц, полюбовница начальника полиции, он неместный был, вместе с ней приехал. Та ещё тварь, в селе её не любили. Из другой комнаты, большого зала, как я понял, воплями потребовали закусок, и она, закончив красиво раскладывать нарезанное сало на тарелке, заспешила к ним. Это позволило мне скользнуть на кухню. Хорошо, не успела заметить, что через щель в двери начало поддувать и холод поступать, иначе спалился бы я. На вешалке висело множество телогреек, тулупов, полушубоков, и даже пара командирских шинелей со споротыми знаками различий. Я даже заробел немного, а ну как полицаев много и патронов на всех мне просто не хватит. Тут же была стойка с оружием. Три карабина Мосина, немецкий карабин и две винтовки Мосина. Короткоствола не было, я не нашёл. Плохо, второй мне бы пригодился. Надо было у командиров взять. Ладно, пора действовать.
Убрав руку с револьвером за спину, я просто прошёл через открытую дверь в зал, где и гуляли предатели. Там как раз музыка закончилась, видимо пластинка к концу подошла. Быстро осмотревшись в дверях, только вздохнул с облегчением. Кроме хозяйки, что суетилась около здорового мужика, сидевшего во главе стола, настоящего борова, было ещё восемь мужиков, но только трое из них в сознании и ещё проявляли осмысленность, остальные спали прямо за столом. И правда, давно гуляют. Духан в хате ещё тот стоял.
– Ты ещё кто? – невнятно спросил начальник полиции, а думаю, этот боров им и являлся, хотя и был обряжен в гражданскую одежду.
Отвечать я не стал и действовал сразу. Быстро прогрохотало четыре выстрела, надеюсь, из-за шума пурги, ведь снаружи началась буря, звуки выстрелов никто не услышит. Всех, кто был в сознании, включая бабу старшего полицая, я убил. Но не самого борова, ему я прострелил плечо, и тот упал под стол, – он мне нужен живым. Ещё двое зашевелились от выстрелов, остальные так и были в отрубе. Подойдя, я просто выстрелил очнувшимся в затылки. Дальше обыскав и перезарядившись, нашёл верёвку и связал старшего полицая, крепко и хорошо связал. Но тот ранения практически не чувствовал из-за больщого количества выпитого. После этого взяв небольшую подушечку, по очереди клал её на головы тех, кто ещё спал, и стрелял через неё. Живых мне не нужно. Осмотрел и другие комнаты, ещё двоих обнаружил, один как раз шевелиться начал, вполне осмысленно доставая ТТ. Больше не будет, подушка и револьвер самое то, для незаметной и тихой ликвидации этой нечисти.
Дальше осмотрев и обыскав все помещения дома, даже погреб, я остался доволен увиденным и уже собрался выйти, чтобы осмотреть хозпостройки, вроде, когда с полицаем во дворе общался, слышал лошадиное похрапывание, но не успел, раздался стук в дверь сеней. С момента уничтожения последнего пособника нацистов прошло минут десять, вполне возможно, прислали помощь, окружив дом. К счастью, я ошибся. Это был сменщик часового, вот и его встретил, внезапно распахнув дверь и дважды выстрелив в упор. Потом пробежался до калитки, тревогу никто не поднимал, и это тело затащил в сени. Кстати, обоих часовых я раздел, пусть в крови тулупы испачканы, но они куда лучше шинелек, тут всё же не юг. Потом попробуй сними с окоченевших тел.
Дальше найдя навесной замок, я запер дом, оставив лампы внутри гореть, но задвинув все занавески, чтобы заглянуть внутрь было нельзя. Дом заперт, внутри гуляют, всё как обычно. Хозпостройки я внимательно смотрел, даже в погреб спускался. После этого, покинув участок через огород и выбравшись на соседнюю улицу, огородами, перелезая через ограды, ушёл на окраину села и, выбравшись в поле, по нему быстрым шагом, проваливаясь в снег, где по колено, а где и до средины бёдер, добрался до опушки. Пришлось поискать, пока не нашёл хорошо так продрогших командиров. Начал я с наблюдателя и вместе с ним дошёл до лагеря. Всё-таки разожгли костёр. Но это и понятно, иначе совсем бы околели. Что они в своих сапогах и