И это последняя внятная мысль Лоримера. А последнее внятное ощущение — вкус непривычной, но качественной пищи. Через уже знакомый спортзал пассажиров отводят в корму, в спальный цилиндр. Там шесть ирисовых люков, этакие собачьи дверцы. Лоример пропихивается через свою лазейку и видит поместительный матрас, столик и полки в стене.

— Это для выделений. — Рука Конни просовывается в люк, указывает на мешки. — Возникнет проблема — высуньте голову и позовите. Вода вон там.

Лоример почти не слушает, у него нет сил отвечать; он даже не ползет, а дрейфует к матрасу. Добравшись, кое-как устраивается и получает новый, последний на сегодняшний день сюрприз: начинается ровное, бесшумное вращение спального цилиндра. Лоример с наслаждением тонет в мягком, и с каждой минутой центробежная сила прибавляет ему веса. Одна десятая g, а может, и побольше. Ускорение не прекращается, и он проваливается в самый крепкий и здоровый сон за весь прожитый в космосе год.

Только на следующий день ему станет известно, что, пока он спал, Конни и еще две женщины без устали, без передышки толкали перекладины, вращая спортзал и треща при этом как сороки.

Ох и горазды же они языком чесать, снова думает Лоример, вернувшись в настоящее время. Память выплескивает поток докучливого гомона: вот болтают на кухне по телефону Джинни, Дженни и Пенни, вот бубнит мать, вот щебечет Эми, сестра. И нет этому конца-краю. Ну о чем, о чем, о чем можно постоянно трындеть?

— Да обо всем, — раздается рядом совсем невоображаемый голос Конни. — Что есть, тем и делимся, это же так естественно.

— Естественно?..

Как муравьи, думает он. При каждой встрече им надо соприкоснуться усиками. Где ты был, что делал? Шур-шур-шур… А я то, а я сё, ля-ля-тополя. Тотальная координация улья. У женщин нет самоуважения. И не бывает никакого смысла, никакой стратегии в их беседах. Они не осознают зловещей силы, которой обладает слово. Просто не могут ничего удержать в себе.

— Муравьи! Ульи! — Конни смеется, демонстрируя плохой зуб. — Ты и в самом деле считаешь нас насекомыми? Потому что мы женщины?

— Я что, вслух думал? Прошу извинить. — Он усиленно моргает, чтобы прогнать видения.

— Да не за что. Так грустно слушать про твою сестру, про жену и деток. Наверное, они были чудесные. И чтобы выдержать такую потерю, надо быть очень мужественным человеком.

Но ведь Лоример лишь мгновение думал о Джинни и остальных — что же он успел наговорить? Что с ним делает наркотик?

— Что вы делаете с нами?! — Тревога, поначалу едва ощутимая, стремительно крепнет, угрожая превратиться в ярость.

— Не беспокойся, все в порядке, правда. — К его руке застенчиво прикасается теплая ладонь. — Препарат левонорамина — дезингибитор, он, в отличие от алкоголя, не опьяняет. Мы все им пользуемся, когда нужно что-нибудь исследовать. И это почти всегда приятно. Скоро будем дома, и по пути мы должны вас понять, а вы такие замкнутые. — Она встречается с Лоримером взглядом. — Может, тебе плохо? У нас есть антидот.

— Нет… — Тревогу как рукой сняло, объяснение кажется вполне убедительным. — Мы не замкнутые, — произносит он — или пытается произнести? — Мы говорим… — Каким бы словом заменить выражения «рассудительно», «по-взрослому сдержанно»? Может, «объективно»? — Мы говорим, когда есть что сказать. — Не к месту вспоминается Форрест, координатор экспедиции, с его вечными сальными шутками. — Иначе все ломается, — добавляет Лоример, — и ты пробкой вылетаешь из системы.

Хотелось бы как-нибудь попонятней объяснить, ну да сойдет.

В противоположных концах кабины вдруг звенят голоса Дейва и Бада, и у Лоримера просыпается дурное предчувствие. Они нас совсем не знают, думает он о женщинах. Им надо быть начеку; им надо это остановить. Но объявшая его умиротворенность сильна, и хочется размышлять о только что открывшемся ему знании, о понятых наконец мотивах.

— Такая ясность чувств, — находит он в себе силы сказать. — И желание думать.

Видно, что ей приятно это слышать.

— Мы это называем атараксическим эффектом. Очень здорово, когда он вот такой сильный.

Атараксия, философское спокойствие. Да. Но в пучинах водятся чудовища. Он это только подумал или еще и произнес? Есть и ночная сторона. Ночная сторона Оррена Лоримера. Темное, сложное, страстное эго готово сорваться с цепи, оно только и ждет своего часа. Они такие слабые. Не знают, что́ мы можем с ними сделать.

Быстро сменяют друг друга картины. Джуди без розовой пижамы, распятая на перекладинах в спортзале, беспомощная. Троица пассажиров захватывает корабль, вяжет вопящих женщин, насилует, порабощает. Высадка на лунной базе, полет в шаттле к Земле. Заложники. Хоть веревки из них вей, сопротивления не будет… Неужели Бад действительно все это говорил? Но Бад не знает, что здесь есть второе дно, подсказывает память. Дейв, тот догадывается, но полагает, что там прячется социализм или греховность. Когда поймут…

Сам-то он как ухитрился понять? Да просто слушал и мотал на ус. Все эти месяцы Лоример старательней, чем его товарищи, вникал в женский треп. Братание, так это называет Дейв.

Конечно, поначалу слушали все трое. И слушали, и наблюдали, и реагировали — а как тут не отреагируешь — на близость женских тел, на нежные выпуклости под дразняще тонкой тканью, на гипнотизм губ и глаз, на запах, на электризующие прикосновения. Смотрели, как женщины дотрагиваются друг до друга, до Анди, и смеются, и тихо исчезают в двуспальных сотах.

Что же это такое? Могу ли я? Как же хочется… Как хочется…

Это неудержимое влечение — просто какое-то издевательство над человеком… Бад, забыв предостережения Дейва, что-то бормочет, многозначительно стонет. Он все приставал к Анди, пока Дейв не запретил любые расспросы. Сам Дейв заметно напряжен, знай мусолит свою Библию. У Лоримера вовсю бунтует изголодавшаяся плоть, и он молится, чтобы в сотах не было следящих устройств. Пока они не обнаружены, но уверенности все же нет.

Судя по всему, экипаж «Глории» получил от Миды свирепые инструкции. На борту сугубо антисептическая атмосфера, каждый член экипажа окружил себя жестким коконом осторожности. Анди неизменно вежлив, но его невозможно вызвать на откровенность. По словам и поступкам тоже нельзя понять, что происходит, если что-то вообще происходит. Отчего-то Лоримеру снова и снова вспоминаются выходные, проведенные в скаутском лагере у Дженни.

Мужчин спасает выучка. Они смирились с тем, что закончат миссию на борту этого «Суперподсолнуха» с невероятным экипажем из мальчишки и герлскаутов.

В прочих же отношениях гостеприимство не оставляет желать лучшего. Гостям позволили ходить по всему кораблю, специально для их дневного времяпрепровождения вычистили