Вечером в субботу 27 февраля десантники отправились к своей цели, оставив одного человека охранять радиостанции. У них были с собой капсулы с цианидом: они договорились, что, если кого-нибудь из них ранят, он совершит самоубийство, чтобы не попасть в плен и не выдать товарищей. Они разбили лагерь высоко на горе, расположенной через ущелье от завода, который был размещен так, чтобы использовать энергию воды, текущей из находящегося выше озера Тинншё. «Мы в первый раз увидели свою цель, расположенную на середине противоположного от нас склона ущелья, ниже нашего лагеря. Огромное семиэтажное здание завода подавляло пейзаж своей массой… Хотя дул довольно сильный [ветер], через ущелье до нас доносился гул оборудования. Теперь мы понимали, почему немцы могли охранять завод такими малыми силами. Этот гигантский комплекс был устроен как средневековый замок: он был построен в самом недоступном месте, под защитой пропастей и речек»[1998].

Они спустились, пробираясь по нетронутому мягкому снегу, до самого дна ущелья, пересекли замерзшую реку и поднялись по противоположной стенке ближе к заводу. Выше, на уровне площадки завода, находилась редко используемая железнодорожная ветка, ведущая на завод; они надеялись, что ее немцы не заминировали. «Ночь была темной и безлунной», – вспоминает Хаукелид. Прожекторы были выключены, сильный ветер «заглушал все звуки, которые мы издавали. За полчаса до полуночи мы добрались до покрытого снегом здания в пятистах метрах от Веморка; там мы съели немного шоколада и стали ждать смены караула»[1999]. Они разделились на две группы – группу подрывников и группу прикрытия. «Мы были хорошо вооружены: на девять человек у нас было пять автоматов, и у каждого из нас был пистолет, нож и ручные гранаты»[2000].

Через час, когда бдительность часовых должна была притупиться, они пошли в атаку. Впереди шел Хаукелид с группой прикрытия. Они разрезали болторезом «тоненькую железную цепочку, преграждавшую вход в один из самых важных военных объектов в Европе»[2001]. Группа прикрытия разошлась по заранее назначенным позициям: Хаукелид с еще одним человеком засели в двадцати метрах от немецкой казармы, хлипкого деревянного строения, стены которого, как они видели, можно было прострелить насквозь; группа подрывников вышла вперед. Двери на первом этаже завода были заперты, но Тронстад еще в Лондоне показал десантникам кабельный канал, по которому они могли пробраться прямо к установке по производству тяжелой воды. Два человека залезли в кабельный канал, а двое других отправились на поиски других входов.

После бесконечного, как показалось Хаукелиду, ожидания он услышал взрыв, «но взрыв на удивление слабый, незначительный. И ради этого они прилетели за тысячу миль?»[2002] Охрана не спешила проверять, что случилось; вышел всего один немецкий солдат, и он, по-видимому, не понимал, что произошло. Он подергал двери завода, убедился, что они заперты, посмотрел, не взорвалась ли одна из мин, на которую мог упасть с горы снег, и вернулся в казарму. Норвежцы быстро покинули место диверсии. Они спустились к реке еще до того, как завыли сирены.

Операция прошла успешно. Ни с той ни с другой стороны не было даже раненых. Все восемнадцать ячеек были взорваны, и почти полтонны тяжелой воды вылилось в канализацию. Дело было не только в том, что ремонт установки должен был занять несколько недель. Поскольку установка была устроена по каскадной схеме, – вода со все более высокой концентрацией дейтерия перекачивалась в ней из предыдущей ячейки в следующую, – только для установления в ней естественного равновесия и возобновления производства после ремонта требовался почти год работы оборудования. Генерал Николаус фон Фалькенхорст, главнокомандующий германскими оккупационными силами в Норвегии, назвал нападение на Веморк «самой лучшей диверсией, какую я когда-либо видел»[2003]. Отныне любые работы немецких физиков, в которых использовалась тяжелая вода, должны были замедлиться.

Начиная с 1941 года армейские военно-воздушные силы и Императорский военно-морской флот Японии вели две независимые программы исследований, направленных на создание атомной бомбы[2004]. Престижная токийская лаборатория «Рикен» под руководством Ёсио Нисины в основном работала на армию, исследуя теоретические возможности выделения 235U методами барьерной газовой диффузии, газовой термодиффузии, электромагнитного разделения и центрифугирования. Весной 1942 года ВМФ начал разработку двигателей на ядерной энергии:

Изучение ядерной физики – проект национального масштаба. В Соединенных Штатах, которые недавно поставили себе на службу многочисленных еврейских ученых, продолжаются широкомасштабные исследования в этой области и был достигнут значительный прогресс. Целью является получение огромной энергии из деления ядра. Если эти исследования окажутся успешными, будет получен чрезвычайно мощный и надежный источник энергии, который можно будет использовать для приведения в действие кораблей и другого крупного оборудования. Хотя получения ядерной энергии в ближайшем будущем не ожидается, такой возможностью нельзя пренебрегать. В связи с этим Императорский военно-морской флот настоящим подтверждает свою решимость способствовать и содействовать исследованиям в этой области[2005].

Однако вскоре после этого, довольно мирного, заявления Институт военно-морских технологических исследований учредил секретный комитет, состоявший из ведущих японских ученых, – аналог комитета Национальной академии наук США. Он должен был ежемесячно собираться и рассматривать ход исследований до тех пор, пока не появится возможность вынести окончательное решение, положительное или отрицательное, о возможности создания японской атомной бомбы. В состав этого комитета вошел и Нисина, которого сразу же выбрали его председателем. Одним из более пожилых членов комитета был Хантаро Нагаока, автор сатурнианской модели атома, которая предвосхитила в начале века планетарную модель Резерфорда.

Первое заседание комитета ВМФ, в котором участвовали высшие технические специалисты флота, прошло 8 июля в офицерском клубе в токийском парке Сиба. Его участники отметили, что Соединенные Штаты, вероятно, работают над созданием бомбы, и согласились, что вопросы о том, сможет ли Япония произвести такое оружие и в какие сроки, остаются пока нерешенными. Флот выделил на поиски ответов на эти вопросы 2000 иен, то есть около 4700 долларов – несколько меньше, чем запросил у Казначейства США по требованию Эдварда Теллера в начале существования американской программы, в 1939 году, Урановый комитет.

Нисина почти не участвовал в заседаниях флотского комитета. Видимо, дело осложнялось тем, что он уже работал на армию; эти две ветви вооруженных сил, подчинявшиеся императору напрямую, без посредничества гражданских властей, и гораздо более независимые друг от друга, чем их американские аналоги, все более жестко конкурировали друг с другом. Однако Нисина формировал свои собственные выводы, и в конце 1942 года, когда флотский комитет начал сообщать об отсутствии