пять процентов меньше, чем в 1600 году. Промышленные изделия импортировались из Англии и Голландии и лишь частично оплачивались экспортом вина, масла, железа или шерсти; остальная часть оплачивалась слитками, так что американское золото просто проходило через Испанию и Португалию по пути в Англию, Францию и Соединенные провинции. Кордова и Валенсия, некогда славившиеся своими ремеслами, находились в сознательном и плачевном упадке. Изгнание морисков нанесло ущерб сельскому хозяйству, а частое обесценивание монеты деморализовало финансы. Дороги были настолько плохи, транспорт настолько примитивен, что городам, расположенным у моря или на судоходных реках, было дешевле ввозить товары, даже зерно, из-за границы, чем привозить их из источников в Испании. Непомерные налоги, в том числе налог с продаж в размере четырнадцати процентов, позволяли поддерживать войны Испании с невероятно неуступчивыми врагами, предположительно проклятыми Богом. Уровень жизни настолько снизился, что бесчисленные испанцы бросали свои фермы, магазины, наконец, свою страну. Младенческая смертность была высокой, и, по-видимому, происходило некое скрытое ограничение семьи. Тысячи мужчин и женщин стали бесплодными монахами или монахинями, а другие тысячи отправились за приключениями в дальние страны. Севилья, Толедо, Бургос и Сеговия потеряли часть своего населения; Мадрид в XVII веке сократился с 400 000 до 200 000 человек. 52 Испания умирала от нехватки золота.

На фоне распространяющейся и усиливающейся нищеты высшие классы как копили, так и демонстрировали свои богатства. Дворяне, давно обогатившиеся за счет эксплуатации родных земель или ввоза сокровищ, сохранили свои богатства за счет инвестиций в промышленность или торговлю и ослепляли друг друга драгоценными камнями и металлами, дорогими развлечениями и великолепным снаряжением. У герцога Алвы было 7200 тарелок и 9600 других сосудов из серебра; принц Стильяно сделал для своей жены седалище из золота и кораллов, настолько тяжелое, что оно было непригодно для использования. Церковь тоже оставалась богатой и становилась еще богаче, 53 на фоне окружающей нищеты. Архиепископ Сантьяго предложил построить целую капеллу из серебра; отговорившись, он выстроил ее из мрамора. 54 Кровь народа была почвой для богатства и славы Божьей.

Инквизиция была сильна как никогда, сильнее, чем правительство. Ауто-да-фе случались реже, чем раньше, но только потому, что ересь была выжжена. Инвалидность католиков в Англии едва ли могла сравниться с опасностями протестантов в Испании. Кромвель не смог защитить там английских купцов. Слуга-протестант английского посла был арестован инквизицией в 1691 году, и в том же году труп англиканского капеллана посла был эксгумирован и изуродован народом. Продолжались сожжения новообращенных евреев, обвиненных в тайном иудаизме. На Майорке инквизиция построила для себя прекрасный дворец на средства, конфискованные в ходе одного расследования. 55 Население горячо одобряло такие костры, хотя многие дворяне пытались препятствовать им. Когда в 1680 году Карл II выразил желание увидеть авто-да-фе, мадридские ремесленники вызвались возвести амфитеатр для священного зрелища; во время работы они подбадривали друг друга благочестивыми увещеваниями; это был поистине труд любви. Карл и его юная невеста присутствовали на празднике в полном облачении; 120 узников были осуждены, а двадцать один сожжен до смерти в котле на Пласа Майор; это было самое великое и великолепное авто-да-фе в истории Испании; была опубликована книга из 308 страниц, описывающая и отмечающая это событие. 56 В 1696 году Карл назначил Хунту Магна для изучения злоупотреблений инквизиции; она представила отчет, раскрывающий и осуждающий многие пороки, но генеральный инквизитор убедил короля предать «ужасный обвинительный акт» забвению; когда в 1701 году Филипп V потребовал его, копию найти не удалось. 57 Однако в дальнейшем инквизиция двигалась более размеренно и умерила свой пыл.

Церковь пыталась выкупить свои богатства и укрепить веру, финансируя искусство. В 1677 году Франсиско де Эррера эль Мозо спроектировал второй собор Сарагосы, названный дель Пилар из-за того, что в нем находился столб, на который, как считалось, спустилась с небес Богородица. Теперь в Испанию пришла архитектура барокко; почти в одночасье настроение испанцев перешло от готической мрачности к декоративной экстравагантности. Великое имя здесь — Хосе Чурригера; Чурригераска на некоторое время стал именем испанского барокко. Он родился в Саламанке в 1665 году и проявил свою буйную энергию в архитектуре, скульптуре, краснодеревщиках и живописи. Приехав в Мадрид в возрасте двадцати трех лет, он принял участие в конкурсе на проект катафалка для траурных церемоний королевы Марии Луизы; он победил, и это смущающее сооружение, 58 с фантастическими колоннами и сломанными карнизами, украшенное скелетами, скрещенными костями и черепами, создало ему репутацию фантастического мастера. Около 1690 года он вернулся в Саламанку и в течение десяти лет трудился там, украшая собор, возводя главный алтарь в церкви Сан-Эстебан и великолепный зал городского совета. В Мадриде, под конец жизни, он спроектировал фасад церкви Сан-Томас; умирая (1725), он оставил дальнейшее строительство своим сыновьям, Херонимо и Николасу; во время их работы купол упал, придавив многих рабочих и верующих. Относительно умеренная форма чурригереска перекочевала в Мексику, где были построены одни из самых красивых зданий в Северной Америке.

Скульптура по-прежнему была мощным выражением испанского духа. Иногда сила исходила от причудливого реализма, как, например, когда в жутких деталях изображалась голова Иоанна Крестителя или какого-нибудь другого отрубленного святого. В музее Вальядолида хранятся две такие головы святого Павла. 59 Алтарные ширмы по-прежнему оставались излюбленной формой; Педро Ролдан вырезал большие ширмы в приходской церкви собора и в госпитале де ла Каридад в Севилье, а его дочь Луиза Ролдана, выдающаяся женщина-скульптор Испании, создала в соборе Кадиса группу с центром в виде Нуэстра Сеньора де лас Ангустиас — «Богоматери Скорбящей». Педро де Мена доминировал в эпоху с его обнаженной натурой (столь редкой в испанском искусстве), его «Девами» и хоровыми кабинками в соборе Малаги, а его «Сан-Франциско» в соборе Севильи является одним из лучших образцов испаноязычной скульптуры. К концу семнадцатого века искусство пришло в упадок. Панели были перегружены орнаментом, изображения снабжены механизмами для движения головы, глаз и рта; настоящие волосы и платья, и всегда цвет, были добавлены в попытке достичь самого простого общественного воображения и вкуса.

Век гигантов в испанской живописи прошел, но осталось много второстепенных героев. Хуан Карреньо де Миранда, сменивший Веласкеса на посту придворного живописца, был почти так же любим, как и он; человек скромный и добродушный, он был так поглощен работой, что порой не мог вспомнить, ел он или нет. Его портреты Карла II и придворных так понравились молодому королю, что ему предложили рыцарское звание и крест Сантьяго;