его весьма проблематичным для принятия любым сионистом, не говоря уже о том, что потеря Иерусалима была для них неприемлема. Хотя Хайфа, Акра, Сафед и Тиверия находились внутри границ предлагаемого еврейского государства, они все же временно оставались под британским мандатом; Назарет включался в британский анклав, а Яффа становилась частью арабского государства. Вначале официальная реакция Англии была одобрительной. В «Белой книге», сопровождающей отчет, заявлялось, что правительство принимает эти рекомендации, так как предложенные границы могут послужить локализации конфликта[751]. В течение всего периода, пока согласовывались детали плана раздела Палестины, Иммиграция была резко ограничена. За семь месяцев было выдано всего восемь тысяч сертификатов.

Арабы с презрением отвергли план раздела Палестины, и большинство сионистов тоже подвергли его резкой критике. В Англии также высказывались серьезные сомнения в осуществимости этого проекта. Виконт Сэмюэл, первый верховный комиссар, в своей впечатляющей речи в палате лордов указал на множество содержащихся в нем противоречий: в предполагаемом еврейском государстве на 258 000 евреев приходилось 225 000 арабов. Таким образом, даже если исключить необходимость массового переселения жителей, сопряженного с многочисленными трудностями, то, чтобы осуществить такое предприятие, необходимо было создать нечто подобное Саару, «Польскому коридору», плюс полдюжины Данцигов с Мемелями на площади размером с Уэльс.

3 августа 1937 года, менее чем через месяц после опубликования отчета, в Цюрихе открылся 20-й конгресс сионистов. У делегатов почти не было времени, чтобы изучить объемный документ и обдумать его, но страсти разгорались, так как многие считали, что сионистское движение находится накануне такого же важного решения, что и во времена обсуждения вопроса об Уганде. Вейцман был главным сторонником плана раздела, или, точнее, принципа раздела, хотя его энтузиазм заметно поубавился после изучения составленной комиссией карты. Но все же он считал раздел меньшим из зол. Ведь если найдется государство, которое предоставит европейским евреям убежище, то из шести миллионов обреченных на гибель людей удастся спасти хотя бы два. При интенсивной агротехнике плодородных земель появится возможность принимать ежегодно по сто тысяч иммигрантов. Разумеется, критиковать этот план было легко, но альтернативой было только ограничение иммиграции и сохранение евреев в Палестине в постоянном меньшинстве. Никогда еще перед сионистским движением не возникало такой ответственной задачи[752].

Вейцман встретил сопротивление множества коллег из Всемирной организации, таких, как Усишкин с его сторонниками, «Мицрахи», Еврейская государственная партия Гроссмана и левое крыло «Хашомер Хацаир». Усишкин, как и большинство других оппонентов Вейцмана, отрицал этот план как в теоретическом, так и в практическом отношении: то государство, которое им предлагали, будет просто нежизнеспособным. Один из противников раздела, член «Мапаи» Берл Кацнельсон, сказал, что без Иерусалима еврейское государство будет подобно телу без головы. Его поддержала Голда Меир. «Мицрахи» возражала против раздела потому, что евреи Палестины в своем видении границ государства опирались на Библию, завет которой не допускал произвольного толкования. «Хашомер Хацаир» отвергала план, потому что в нем оставалась идея двухнационального государства. «Но существует ли альтернатива плану раздела?» — спрашивал молодой польский сионист Моше Клейнбаум (Снех). Оппоненты отвечали, что если сионистское движение окажет твердое сопротивление попыткам Англии отказаться от мандата, то она будет вынуждена придерживаться своего первоначального постановления. Рабби Уайз в своей яркой речи заявил, что это невозможно: бывают такие вещи, на которые люди просто неспособны. Один из делегатов зачитал письмо фельдмаршала Смэтса, участника создания Декларации Бальфура, в котором тот также выражал свой протест. Даже Бродецкий, один из верных сторонников Вейцмана, был полон сомнений: принятие Палестиной двух миллионов иммигрантов казалось невозможным. Вейцман замечал, что рано или поздно ситуация потребует раздела, «даже если в течение десяти—двенадцати лет у нас будет ежегодно появляться шестьдесят тысяч иммигрантов, и мы приобретем статус большинства».

Сторонники раздела, такие, как Бен-Гурион, подчеркивали, что против евреев работает такой серьезный фактор, как время. Международное положение ухудшалось, равно как и положение европейских евреев. Недавно отменили сертификаты категории «А». Единственным вопросом было, когда настанет очередь Палестины. Создание государства, хотя бы и небольшого, порождало надежду и создавало новую возможность для спасения многих сотен тысяч евреев. Все еще только начиналось…[753]

Груенбаум, который в прошлом часто находился в оппозиции Вейцману, на этот раз согласился с ним. Альтернативой еврейскому большинству в еврейском государстве было еврейское меньшинство в арабской Палестине. Шерток допускал, что раздел будет болезненной операцией, однако следует ли отказываться от исторической возможности лишь потому, что два символа противостояния — «Модиин» и «Массад» — будут находиться вне границ государства? Необходимо было сделать все возможное, чтобы не упустить этот исторический момент[754]. Голдман соглашался, что раздел был рискованным делом, но других решений просто не существовало. Он напомнил, как некоторые сионистские лидеры, например Виктор Якобсон, относились к этому вопросу в прежние годы.

В заключительной речи Усишкин вновь выразил мнение, что государство без земли долго не просуществует: предупреждением может служить опыт Карфагена и Венеции. Или же из-за недостатка земли придется строить небоскребы в Тель-Авиве? «Мы не должны терять надежду», — ответил Вейцман. На семь месяцев у сионистов было всего восемь тысяч сертификатов. Как же можно думать о перспективе приема двух миллионов иммигрантов? Груенбаум верил, что арабо-еврейские отношения улучшатся в результате раздела Палестины. Если этого не произойдет, то альтернативой будет «постоянный террор». Как считал Рубашов (Шазар), в душе каждого делегата шла борьба. Старые друзья вдруг обнаруживали, что находятся в противоположных лагерях, раскололась даже палестинская «Хагана»: Элияху Голомб выступал за раздел, а Саул Меиров (Авигур) был против.

В конце концов 300 голосами против 158 делегаты проголосовали за резолюцию Вейцмана. Его предложение получило большинство голосов лишь потому, что принятая резолюция была довольно неопределенна и не выражала четкого отношения к большинству поднятых вопросов. Большинство не согласились с выводом королевской комиссии о том, что мандат оказался нецелесообразным, и потребовало продлить его. Таким образом, сионисты опровергли заявление комиссии о несовместимости национальных устремлений арабов и евреев и о том, что два этих народа не в состоянии договориться. Решение британского правительства установить квоту для еврейской иммиграции вызвало сильнейший протест. В конце концов план раздела, выдвинутый комиссией, был отвергнут как неприемлемый, и одновременно сионистскому комитету было поручено начать переговоры с целью выяснения точных сроков, в которые Лондон намерен разрешить вопрос создания еврейского государства.

Как и обычно, конгресс завершился сессией Еврейского Агентства, на которой так же был выражен протест по поводу раздела Палестины, но уже по другим причинам. Несионистские представители не являлись сторонниками идеи еврейского государства. На конгрессе наибольшее внимание привлек вопрос о том, что предложенная евреям территория для создания государства была