по поводу преступлений против общества — быть общим для всех, выглядели более справедливыми в своих требованиях, чем другая сторона.

LX. Когда же патриции и это с трудом уступили им, и нужно было начинать судебный процесс, первым поднялся Минуций, один из двух консулов, и сделал заявление, которое поручил ему сенат. Во-первых, он стал напоминать о всех благодеяниях, которые плебс получил от патрициев, затем просить, чтобы взамен многих прекрасных дел была оказана по их просьбе одна нужная от плебса милость ради общего блага граждан. 2. А кроме того, он прославлял согласие и мир, отмечая при этом, источником сколь большого счастья для государств является каждое из них, и порицал распри и междоусобные войны, из-за которых, указывал он, уничтожены многие города вместе со всеми жителями и погибли целые народы. И он призывал не предпочитать худшее лучшему, поддавшись гневу, но смотреть на будущее со здравым расчетом и при обсуждении важнейших вопросов не использовать в качестве советников самых негодных из граждан, но лишь тех, кто кажется им наилучшими, от кого, как они знали, и во время мира, и во время войн родина получила много пользы, кому несправедливо было бы не доверять, словно они изменили свои нравы. 3. Однако сутью всех его слов было одно — чтобы они не подали ни единого голоса против Марция, но в особенности, чтобы от наказания его освободили ради него самого, помня, каким он оказался по отношению к общественным делам и сколько войн за общую свободу и первенство благополучно завершил, и что они поступят и неблагочестиво, и несправедливо, и недостойно самих себя, питая к нему злобу за неугодные слова, а за прекрасные деяния благодарности не испытывая. 4. И к тому же, мол, данный момент удачен для прощения, ибо все же Марций сам явился, предоставляя себя в распоряжение противников и соглашаясь терпеливо перенести то, что они решат насчет него. Если же они не могут примириться с ним, но настроены сурово и непреклонно, тогда, обратив внимание, что просить за него пришел сенат — триста человек, лучших в отечестве, — пусть плебеи стерпят как-нибудь и смягчат свое отношение, и ради наказания одного врага не отвергнут просьбу стольких друзей, а, напротив, из расположения ко многим хорошим людям пренебрегут судом над одним человеком. 5. Сказав это и тому подобное, в конце он прибавил мысль о том, что, если они оправдают Марция, проведя голосование, то будет казаться, будто его освободили, поскольку он никакого вреда народу не причинил, а если воспрепятствуют суду состояться, то предстанут благодетелями тех, кто просил за него.

LXI. Когда же Минуций умолк, плебейский трибун Сициний, выступив, заявил, что ни он сам не предаст свободу плебеев, ни другим сознательно не позволит предать ее, однако, если действительно патриции предоставляют этого человека на суд плебеям, то голосование по поводу него он проведет, но ничего иного, кроме этого, не сделает. 2. Вслед за тем выступил Минуций и сказал: «Поскольку вы, плебейские трибуны, добиваетесь, чтобы голосование по поводу Марция непременно состоялось, то ни в чем, помимо предъявленного обвинения, его не обвиняйте, но, так как вы привлекли его к ответственности за то, что он стремится к тирании, показывайте именно это и насчет этого приводите доказательства. Слова же, что он сказал перед сенатом против народа, которые вы ставите ему в вину, не вспоминайте и за них не упрекайте. Ведь сенат постановил освободить его от этого обвинения и счел справедливым, чтобы он предстал перед народом на определенных условиях». И после этого Минуций огласил предварительное постановление. 3. Итак, высказавшись и призвав всех в свидетели, он сошел с возвышения. Первым же из плебейских трибунов обвинение очень тщательно и продуманно изложил Сициний, приписывая подготовке тирании все, что Марций постоянно делал или говорил против народа. Вслед за ним высказались самые влиятельные из плебейских трибунов.

LXII. Когда же слово получил Марций[815], он, начав издалека, с ранней юности, перечислил, в скольких походах участвовал во имя отечества и скольких победных венков[816] удостоился от полководцев, а также перечислил взятых им в плен врагов и спасенных в сражениях соотечественников. И для каждого сообщаемого случая он предъявлял награды, приводил в свидетели военачальников и называл по именам спасенных им граждан. 2. Они также выступали, плача и умоляя сограждан не погубить как врага того, кто их спас, прося одну жизнь взамен многих и предлагая самих себя вместо него подвергнуть тому, что тем угодно. А большинство среди них были плебейского происхождения и весьма полезные обществу. Народ, воспринимая со стыдом их внешний вид и просьбы, тоже принялся сетовать и плакать. 3. С другой стороны, и Марций, разорвав на себе одежду, показал грудь, покрытую ранами, и все другие части тела, также испещренные шрамами, и спросил, считают ли они, что спасать граждан во время войн и губить их, спасенных, в мирное время — это действия одних и тех же лиц, и изгоняет ли кто-нибудь, подготавливая тиранию, из отечества простой народ, благодаря которому тирания более всего взращивается и вскармливается. Но еще когда он говорил, все, сколько было среди плебейской части населения честных и порядочных людей, стали кричать, чтобы Марция оправдали, воспринимая как позор, что вообще был привлечен к суду по такому обвинению человек, столько раз пренебрегавший собственной жизнью ради всеобщей безопасности. 4. Те же, кто по природе был злобен, непорядочен и склонен ко всякому мятежу, досадовали из-за необходимости оправдать его, но не знали, как бы им поступить иначе, поскольку не находили никакого явного подтверждения попытки установления тирании, по поводу чего взялись голосовать.

LXIII. Увидев это, Деций, тот самый, кто и речь произнес в сенате, и обеспечил запись предварительного постановления по поводу суда, поднялся и, повелев замолчать, сказал: «Поскольку, плебеи, за слова, сказанные Марцием в сенате, и за насильственные и надменные дела, явившиеся их следствием, патриции оправдывают его и нам также не позволяют обвинять, то послушайте, какое у вас другое деяние, помимо слов, благородный этот человек, оказывается, совершил, сколь своевольное и тираническое, и узнайте, какой ваш закон он упразднил, сам будучи частным лицом. 2. Все вы, конечно, знаете, что военная добыча, которую нам удается захватить благодаря доблести, является, как предписывает закон, общественной и право распоряжаться ею не получает не только какое-нибудь частное лицо, но даже сам военачальник[817]. Квестор[818] же, приняв ее, продает и деньги вносит в казну. И данный закон, с