– Дураки! – устало выдохнул Николай Иванович.

– Куда теперь? – спросил Севка в машине.

– Крой домой! Только не мимо правления, а с нашего конца въезжай в село. Не то меня еще кто-нибудь подцепит.

Но и на «собственном» конце села Николаю Ивановичу не удалось проскочить беспрепятственно. Неподалеку от крайнего дома Панки-почтальонши, обочь дороги в колхозной картошке паслась здоровенная свинья. Со двора, из-за приотворенной калитки выглядывала тетка Вера, Панкина мать.

– Останови машину!

Николай Иванович растворил дверцу и поманил тетку Веру:

– Ну, ты чего выглядываешь? Иль в прятки с кем играешь? Иди сюда!

Тетка Вера, позабыв бросить прут, умильно улыбаясь, пошла по картошке. На ногах у нее были короткие валеные коты. Зацепившись за высокую ботву, один кот спал с ноги. Тетка Вера нагнулась за ним и только тут заметила в руке прут. Она присела, украдкой поглядывая на председателя, незаметно положила прут в борозду, а коты взяла в руки и, босая, легкой рысцой потрусила к машине. Так, прижимая коты к груди, остановилась между свиньей и председательской машиной. Поздоровалась, слегка поклонившись:

– Здравствуйте, Николай Иванович!

– Чья свинья? – спросил председатель.

– А кто ж ее знает! – бойко ответила тетка Вера. – Сама вот гляжу… Дай-ка, думаю, выгоню с картошки. А тут вот и ты как раз подоспел.

– Значит, не твоя свинья?

– Ни, ни! Моя же ма-а-хонькая. Вот такая. – Тетка Вера присела, показывая ладонью на вершок от земли. – А эта ж вон какая зверина. Черт-те знает откелева!

– А не врешь?

– Ей-богу, правда! Не моя… Знала бы – и сказала. Я ж тебя люблю, как сына. А вот Тюрина терпеть не могу. Это ж не человек, а самый что ни на есть боров. Своих свиней на колхозную картошку выгоняет, а моего поросенка и на траву не велит.

– Последний раз спрашиваю – чья свинья?

– Аж честное слово, не ведаю.

Севка ткнул Николая Ивановича в бок:

– А вот мы определим.

Он вынул из-под сиденья ружье, вылез из машины:

– Сейчас застрелю ее к чертовой бабушке… тогда и хозяин найдется!

Севка остервенело крутнул на себе кепку, сбил козырек на затылок и приложился, наведя ружье на свинью.

– Ой, стойте!.. Сто-ойте!.. – Тетка Вера бросила коты и, раскинув руки, побежала было к свинье, но обернулась и так же, с раскинутыми в сторону руками, пошла на Севку. – Стойте!

Севка опустил ружье. Тетка Вера повернулась к избе:

– Па-анка! Па-а-анка!

В избе открылось окно, высунулась взлохмаченная Панкина голова.

– Чего тебе? – но, увидев председателя, снова скрылась.

– Да кто ж это свинью со двора выпустил? Ты, что ли?

– Нету-у! – отозвалось из дома.

– Ох, окаянные! Это все те, кто за письмами к нам ходит. Я ж тебе говорю, брось ты эту почтовую работу! Только один грех от нее. И свинья пропадет задаром. Как есть пропадет. Говорю тебе, ступай работать в колхоз. Не то Тюрин со свету нас сживет.

– Ну, хватит! – остановил ее Николай Иванович. – За представление тебе спасибо. А за потраву Тюрину уплатишь.

– Да какая там потрава? Она и со двора не успела выйти как следует. Схватилась я в разу-то – нет свиньи. Гляжу – вон она. И ты как раз едешь… Ты погоди-ко, погоди!

Но Николай Иванович махнул рукой, и «Волга» покатила.

– Приготовь «газик». Кабы дождь не пошел… – сказал Николай Иванович. – Прямо тошно. От жары что ли или так от чего…

1965

Пенсионеры

– Кто очередной? – Минеевич вскидывает светлую сквозную бороденку и строго смотрит в зал.

Он сидит за кумачовым столом на сцене, справа от него председатель колхоза, слева – парторг, а где-то за его спиной бригадиры и сам председатель сельсовета. Шутка ли сказать! Минеевич руководит колхозным собранием впервые в жизни. От волнения нос и глаза у него покраснели, словно он только что луку наелся.

– Кто очередной?!

В середине зала качнулась чья-то голова в бараньем малахае, потом поднялась загорбина в рыжем полушубке, выплыла в проход и только тут разогнулась. Высоченный старик в шубных чембарах, которые отвисали на нем, как пустой курдюк у заморенного за зиму барана, снял малахай и, держа его, словно крест, у груди, степенно поклонился лысой головой сначала президиуму, потом залу.

– Граждане колхозники, – сказал он президиуму, затем, повернувшись в зал, – товарищи мужчины, – и, прошамкав беззубым ртом, добавил: —…и протчие женщины. Поскольку, значит, я, как и всякий живой человек, должен кормиться, я и составил заявление. – Он вынул из кармана чембар тетрадный листок, развернул его и протянул к сцене, а сам – ни с места. – В котором и подаю прошение на пензию. Прошу не отказать.

– Передайте заявление, Викул Андриянович! – Председатель колхоза кивнул, кто-то взял у Викула заявление и передал в президиум по рядам. Председатель уставился в тетрадный листок; его яркие сочные губы были чинно поджаты.

Минеевич все так же напряженно смотрел в зал, положив перед собой на столе сжатые кулаки, как пару гранат.

– Ну как, товарищи, решать будем? – спросил наконец председатель.

– А чего там решать! У него стажу колхозного нет. Какая может быть пензия! – отозвался первым Минеевич.

– Ты, Викул, где был, пока не состарился? – спросили из зала.

– Дак вы же все знаете… где. Но меня это самое… ребилитировали. – Викул пошамкал и добавил: – Восстановили, одним словом.

– Вот и ступай туда. Там и спрашивай себе пензию. А на чужой каравай рот не разевай.

– Он у нас черствый… У тебя и зубов нету. Х-хе, – злорадно захохотал тот же голос.

– Куда ж я пойду… Поскольку инвалид, престарелый… – сказал Викул.

– Нет, старики… Вырешить мы должны, – поднялся древний, но все еще юркий маленький Карпей, замуравевший какой-то землисто-серой щетиной, как еж. – Викул, он человек с уважением.

– А что толку от его поклонов! Все равно на работу он не ходит, – сказал кто-то из президиума.

Карпей быстро обернулся к президиуму:

– Совершенно правильные слова сказали… Я только насчет почтительности, стало быть… Викул, он, може, и пошел бы. Мужик почтительный, отчего не сходить? А куда же он пойдет? Може, где он был, там теперь и нет никого. И начальников распустили. Не-е! Вырешить мы должны.

Карпей, торопливо дергая сухонькой головой в стороны, как гусь, заглотавший корку хлеба, победно сел.

– Нет, мы должны вырешить.

– Я грю, стажа у него нет…

– Смотри-ка, председатель, кабы тут обману не было! – загалдели со всех сторон.

– Да стаж у него колхозный и в самом деле малый. – Председатель теребит заявление Викула и смотрит на него так, для порядка. – Значит, всего работал здесь шесть лет, а нужно