Шрифт:
Закладка:
Валеру Харьковского (валторна), Виталия Шевчука (труба), Женю Барышникова (фагот) и Сашу Негодуйко (рояль) от переизбытка энергии и нереализованных идей просто разрывало на части. После того, как в пятнадцать лет они вместе с Куровским сфотографировались в обнаженном виде под портретом Ленина, их обвинили в пропаганде гомосексуализма и лишь чудом не выгнали из интерната. Примерно в это же время шустрые украинские хлопцы побывали на проводимых Мясоедовым фестивалях альтернативного рока. Неизгладимое впечатление на них произвели «Восточный синдром» и «Раббота Хо», и они начали проявлять себя как самостоятельно мыслящие музыканты.
«Все они воспринимали философию и музыкальные идеи «Казмы-Казмы» не дискретно, а как явление, в котором чувствовали себя органично, — вспоминает Мясоедов, который не жалел ни сил, ни времени для создания дееспособного коллектива. — Предлагаемые Ходошем идеи музыканты воспринимали мгновенно. Не было никакого барьера. Они сразу ассимилировались и создали это поле тяготения».
Весной-осенью 1991 года «Казма-Казма» с легко предсказуемым триумфом выступает на рок-фестивалях — «Индюшата» в Твери, «Агасфер» в Москве, «Перекресток» в Саратове. Сразу же после московского концерта «Казмы-Казмы» за кулисы ворвался Сергей Летов. Он находился в неописуемом восторге и, раздавая визитки, говорил: «Теперь я знаю, что мне отвечать на Западе на вопрос: “Есть ли в СССР современная музыка?”»
После этих гастролей музыканты начали поиски человека, который сумел бы зафиксировать их позитивно-разнузданную смесь акустики и электричества на пленку. Вскоре был найден местный рок-Кулибин по имени Александр Вакуленко. Он работал в консерватории и выглядел лет на двадцать старше вчерашних школьников из «Казмы-Казмы». Он ходил в старых джинсах, носил длинные волосы, а за его густой бородой не было видно кадыка. Вакуленко специализировался на записи духовой музыки, но внешний вид выдавал в нем человека, который по ночам втихаря слушает рок. Его заинтересованность, доброжелательность и многолетний студийный опыт записи крупных симфонических составов на эпохальные агрегаты STM при помощи пультов «Электроника» и советских динамических микрофонов стали для музыкантов неперебиваемыми козырями.
Дебютный альбом «Казмы-Казмы» записывался в концертном зале харьковского Института искусств, где впоследствии дислоцировалась знаменитая местная студия SMC Factory. Вся панорама саунда выстраивалась Вакуленко без применения ревербератора — с учетом акустики больших помещений и многомикрофонной системы звукозаписи. Записывались ночами, поскольку днем по близлежащей улице ездили трамваи. Работали напряженно, не без нервных срывов. Протяженность большинства композиций превышала стандартное трехминутное время, и записать их без разбега было невероятно сложно. Первоначально фиксировалась болванка, состоящая из барабанов, гитары, рояля и трубы. Затем были произведены две аппликации: вокал, флейта, фагот, валторна и, в самом конце, «сдвоенная» гитара и труба.
«В течение недели семеро юношей, звукач-верховода и продюсер с отстраненным мнением, подручной хитростью и смекалкой подковывали упрямую блоху, — вспоминает Ходош. — Мы понимали, на что реально можем рассчитывать, и остались довольны результатом. Что бы там ни говорили, в том году мы действительно были Королями Баланса».
Дальнейший путь «Казмы-Казмы» получился достаточно извилистым. Вскоре после того, как был записан альбом «Пляски трубадуров» (фрагменты из него опубликованы в ряде немецких и украинских CD-компиляций), группу покидает Куровский. «Я всегда чувствовал, что мы иллюстрируем наступление зла», — сказал он перед уходом. Доля истины в его словах была. Как верно заметили рок-критики, «эстетический баланс духовного напряжения песен переместился от «любви-жизни» к «любви-смерти», окрасив музыкальную феерию «Казмы-Казмы» в темные тона эсхатологии и черного юмора».
«То время однозначно на всех давило, и эсхатология действительно витала в воздухе, — вспоминает Мясоедов, который, несмотря ни на что, продолжал пропагандировать в бывшем СССР и за его пределами украинскую авангардную рок-музыку. — Общее ощущение было таково, что наступает конец света. После событий в Закавказье и Прибалтике многие ждали, что в городе вот-вот появятся танки. Все это действительно ассоциировалось с чумой».
Не случайно в то время Ходош собирался (параллельно записи второго альбома «Катакомбы любви») сочинить музыку для балета «Чума». Он написал либретто, придумал лейтмотив и костюмы для танцоров, но дальше этого дело не пошло. Стиль «Казмы-Казмы» сместился от фолк-панка в сторону крупных медитативных композиций, навеянных постиндустриальной готической музыкой и творчеством Swans, Coil и Psychic TV. При этом сместился и центр тяжести — от драйва физиологического к драйву душевному.
В 1993 году выступление «Казмы-Казмы» на презентации вышеупомянутого компакт-диска «Украинский андеграунд» транслировалось по российскому и немецкому телевидению. Спустя год группа сыграла на московском рок-фестивале «Индюки-94», где представила принципиально новую программу, состоявшую из антитоталитарных, «очеловеченных» маршей. Ходош при этом перешел с гитары на барабаны, а Саша Негодуйко — с рояля на тромбон.
Остальные музыканты первого состава «Казмы-Казмы» проявили себя либо в сольных выступлениях, либо в других проектах. Дмитрий Куровский организует группу «Фоа-Хока», ориентированную на жесткий индустриальный рок на украинском языке. Композиция «Фоа-Хоки» «Коноплі ся зеленіють» (обработка народной песни), также опубликованная на диске «Украинский андеграунд», является одним из самых ярких моментов альбома.
Женя Николаевский играл в группе «Черепахи» и еще в нескольких харьковских командах. Шевчук и Харьковский закончили консерваторию, а Барышников вырос в фаготиста европейского класса и выступал, в частности, с сольными концертами в Кельне.
В конце 1990-х о «Казме-Казме» как о реально функционирующей музыкальной единице известно немного. Их последняя программа представляла собой академическую музыку, исполняемую оркестром из одиннадцати человек. После «Плясок трубадуров» и «Катакомб любви» группа альбомов не записывала.
«Иногда я задумываюсь над тем, зачем вообще все это делалось, и нахожу только один ответ, — вспоминает, оглядываясь на пройденный путь, Евгений Ходош. — Мы пытались найти для себя вселенское утешение от вселенской скуки».
«И вот, когда я так горевал, веселые речи и утешения друга принесли мне столь великую пользу, что, по крайнему моему уразумению, я только благодаря этому и не умер...»
Д. Боккаччо. Декамерон
Опиум для народа. Внеклассное чтение
Серебристый красавец-лайнер уверенно рассекал стальными крыльями плотные нагромождения перисто-кучевых облаков. Мы с Александром Волковым возвращались с Франкфуртской книжной выставки 1994 года, на одном из стендов которой были представлены экземпляры «Золотого подполья» — массивной энциклопедии, посвященной самиздатовской рок-прессе в СССР. Книга имела определенный резонанс: пара издательств грозились опубликовать ее сокращенный вариант на английском, но что-то там не срослось. Может, и к лучшему. Как бы там ни было,
