старообрядцы – всего лишь жертвы суеверия и не должны подвергаться насильственному обращению в православие. При Павле, в виде компромисса, была создана единоверческая церковь: принимавшие единоверие присоединялись к господствующей церкви, но сохраняли свое богослужение и жизненный уклад. Вначале это привлекло многих, но вскоре единоверие стало клониться к упадку.

Такая общинная жизнь создавала проблемы для староверов, о чем пишет Ирина Перт. Богословие было неразрывно связано с повседневным существованием. Первоначально старообрядцы – и поповцы, и беспоповцы – считали, что присутствуют при конце времен, и, как капитоновцы в XVII веке, обратились к древним православным традициям: монашеское устройство общин, аскетизм, безбрачие, созерцательная молитвенная жизнь. Сексуальность была одной из основных проблем. У поповцев вступавшим в брак рекомендовалось сдерживать себя, для беспоповцев же не существовало иного выбора, кроме безбрачия (поскольку таинство брака совершиться не могло). Поэтому в ранний период у беспоповцев, как у монахов, женские и мужские общины были отделены друг от друга; за теми и другими надзирали духовные вожди из числа мирян. Тем не менее, их численность росла за счет присоединения православных, усыновления сирот и детей из воспитательных домов и деторождения, которое происходило, несмотря на запреты.

Рожденное в атмосфере милленаристских ожиданий старообрядчество стало меняться, когда выяснилось, что апокалипсис не наступает. Беспоповцы поморского согласия стали толковать текст Откровения в более метафорическом духе и соответственно изменили обряд – к примеру, включили в богослужение видоизмененную молитву за царя; к концу века большинство старообрядцев приняло идею брака как необходимого средства для обуздания сексуальной энергии у тех, для кого мирское безбрачие было непереносимым. Брак считался не таинством, а «приверженностью сердца», которое подтверждалось затем согласием супругов, их родителей и общины; возникли свадебные ритуалы, где заимствования из народных традиций (сватовство, обручение, приданое, пиры) сочетались с надзором со стороны старейшин-мирян. Однако беспоповцы-федосеевцы, после горячих споров с поморцами в последние десятилетия века, оставили в силе принцип безбрачия. Эта непримиримая позиция вынудила их в конце концов оправдать деторождение для тех, кто вступил в общину, уже состоя в браке, и новых членов (и признать детей, рожденных ранее в браке); но в дальнейшем оно запрещалось, требовалось соблюдать воздержание.

Таким образом, старообрядческие общины, даже если они относились терпимо к супружеским отношениям, предлагали русским альтернативную модель социального устройства, где мужчины и женщины проживали отдельно в одном и том же поселении. В Выговской пустыни это оставалось нормой, даже когда в близлежащих деревнях обосновались супружеские пары. С 1760-х годов представителям всех основных старообрядческих согласий было разрешено компактно селиться в Москве и Петербурге. Под видом благотворительных учреждений создавались целые комплексы, включавшие в себя богадельни, детские дома, кладбища, дома для престарелых и немощных, мужские и женские общежития, а главное – приходские церкви и залы молитв, куда следовало приходить на службы (часто ежедневные). Вокруг этих комплексов формировались аналоги приходов из верующих, живших супружеской и безбрачной жизнью; иногда такие группы состояли целиком из женщин. В 1790-е годы около тысячи старообрядцев населяли федосеевский «городок» в Преображенском. В этих общинах находили приют многие обездоленные, включая крепостных крестьян – и особенно женщины.

Женщины с самого начала играли видную роль в старообрядчестве. Богатые представительницы знати, такие как Феодосия Морозова, предоставляли средства и покровительство проповедникам-мужчинам, прежде чем привлечь внимание государства и отправиться в застенок, а затем на смерть. Со временем женщины начали возглавлять общины, обычно составляя в них большинство. Привлекательность старообрядчества для женщин легко объяснить: то была возможность избежать тягот, связанных с крепостным правом, рождением и воспитанием детей, контролем внутри патриархального сообщества. В поповских общинах им разрешалось присутствовать на службах, в беспоповских она даже могли совершать крещение и исповедовать грехи. И все же, в соответствии с московской патриархальной традицией, женщины не допускались до высших должностей.

Старообрядческие общины, даже поповские, обычно управлялись выборными старейшинами-мирянами. Некоторые, выдвинувшиеся благодаря своим практическим навыкам, ведали продовольствием, производством, финансами и т. д. Беспоповцы избирали духовных вождей-наставников, известных своим благочестием, начитанностью и пастырскими талантами; многие проходили обучение у таких наставников, чтобы завоевать всеобщее уважение. Наставники руководили молебнами, выполняли обязанности духовников, назначали покаяния за правонарушения. Жизнь домохозяйств также определялась в первую очередь молитвой, у беспоповцев домашняя часовня часто занимала самое обширное помещение в избе.

Многие центры старообрядчества, включая Выговскую пустынь и московские поселения, поповские и беспоповские, были закрыты в 1850-х годах при Николае I. Старообрядчество продолжало существовать в крошечных, изолированных общинах на окраинах страны. В пореформенной (после 1861 года) России старообрядчество возродилось; некоторые старообрядцы эмигрировали в Турцию, Европу, Канаду и США, отдельным группам удалось пережить советские репрессии в глухих уголках Сибири.

УНИАТСКАЯ ЦЕРКОВЬ

Униатская церковь возникла в Речи Посполитой после Брестской унии (1596). То была вторая серьезная попытка поглотить русское православие, предпринятая католической церковью. Ферраро-Флорентийская уния 1444 года, обусловленная желанием папы заручиться поддержкой против турок, так и не вступила в силу, отвергнутая Москвой в 1448 году и потерявшая всякое значение после взятия Константинополя турками в 1453 году. Брестская же уния оказалась жизнеспособной. Ее заключили Святой Престол с одной стороны и митрополит Киевский вместе с подчиненными ему украинскими и белорусскими епископами – с другой, в то время, когда православие в польско-литовском государстве остро нуждалось в обновлении.

К концу XVI века православие в Украине было неспособно конкурировать с обновленным протестантством и посттридентским католицизмом. На Тридентском соборе (1545–1563) католическая церковь, вслед за протестантами, приняла масштабный план конфессионализации. Были определены основные принципы вероучения, подтверждено сохранение обрядов, таинств, догмата о благодати, представлены новый катехизис, новое издание Библии, наставительные и другие религиозные труды, некоторые – на местных языках. Новая учебная программа – преподавание велось на латыни – включала современные дисциплины и языки, что отражало новое положение уверенной в себе церкви. Стали посылаться миссионеры в различные страны Восточной и Западной Европы. Православие же в Украине пребывало в спячке: духовенство получало недостаточное образование, современные учебные заведения отсутствовали, верующие в своей массе были неграмотными. По этой причине оно выглядело малопривлекательным для украинской и белорусской элиты – и в интеллектуальном, и в духовном отношении.

Украинские православные иерархи рассматривали унию с католичеством как возможность для обновления церкви. Речь шла не о доктринальных, а о чисто практических изменениях: усилить контроль высшего духовенства над приходами и приходскими священниками, улучшить пастырское образование, добиться для православных епископов такого же политического статуса, какой имели католические (прежде всего членства в Сенате), а для священства – освобождения от налогов и судебных привилегий, которым пользовались католические пресвитеры. Предполагалось признать высшую власть папы при сохранении основных особенностей православия (возможность вступать в брак