свое военное могущество, используя благоприятную обстановку – СССР освободил Западную Украину и Западную Белоруссию, вернул Бессарабию, помог трудящимся Литвы, Латвии и Эстонии организовать советскую власть»[1683]. «Если бы, конечно, присоединить Финляндию, то положение еще более улучшилось с точки зрения стратегии», – откровенно заявил 20 мая М.И. Калинин[1684]. «Таким образом, капитализму пришлось потесниться, а фронт социализма расширен. Международная обстановка крайне обострилась, военная опасность для нашей страны приблизилась, как никогда. В этих условиях ленинский лозунг «на чужой земле защищать свою землю» может в любой момент обратиться в практические действия», – предупреждал Щербаков[1685].

Как свидетельствуют документы, «миролюбивая политика СССР» трактовалась в Москве довольно своеобразно. «Большевики – не пацифисты, – отмечалось в тезисах к речи М.И. Калинина от 20 мая 1941 г. – Они всегда были и остаются противниками только несправедливых, грабительских, империалистических войн. Но они всегда стояли, стоят и будут стоять за справедливые, революционные, национально-освободительные войны. Пока социализм не победит во всем мире или, по крайней мере, в главнейших капиталистических странах, до тех пор неизбежны как те, так и другие войны. Капиталистический мир полон вопиющих мерзостей, которые могут быть уничтожены только каленым железом священной войны.

Нельзя безотчетно упиваться миром – это ведет к превращению людей в пошлых пацифистов… Если мы действительно хотим мира, – и не зыбкого, не кратковременного, не как момента войны, а прочного и надежного, – то для этого мы должны изо всех сил готовиться к войне. Мы должны готовиться не к такой войне, какая идет сейчас, – ведь это же не война, а игра в бирюльки, – а к такой войне, в которой капиталисты уже не остановятся ни перед какими, самыми дьявольскими средствами в борьбе за свое существование. Чтобы представить себе хотя бы приблизительное представление об этой войне, достаточно вспомнить, например, войну с Финляндией. Вот к какой войне мы должны готовиться»[1686].

Подобные идеи перекликаются с запиской армейского комиссара 1‐го ранга А.И. Запорожца на имя А.А. Жданова от 22 февраля 1941 г., содержащей «некоторые соображения о военной пропаганде среди населения», в которой четко определено, «что наша партия и Советское правительство борются не за мир ради мира, а связывают лозунг мира с интересами социализма, с задачей обеспечения государственных интересов СССР»[1687].

Все это лишний раз подтверждает тот факт, что так называемая «миролюбивая внешняя политика СССР» являлась не более чем пропагандистской кампанией, под прикрытием которой советское руководство стремилось обеспечить наиболее благоприятные условия для «сокрушения капитализма» военным путем. Эти условия, судя по приводимым документам, заключались в создании военно-промышленного комплекса, способного обеспечить наступательные действия Красной армии, и в возникновении войны между остальными великими державами. В этих условиях можно было под прикрытием лозунгов о «миролюбии СССР» начать «экспорт революции» в страны Европы, первым этапом которого стали действия Советского Союза против его западных соседей и присоединение территорий в Восточной Европе в 1939–1940 гг. Только в силу сложной международной обстановки Москве не удалось захватить Финляндию, которая рассматривалась как стратегический плацдарм для действий в Скандинавии и на Балтике.

Интересно отметить, что вопрос о новом расширении «фронта социализма» встал именно в мае – июне 1941 г. Как заявил 15 мая А.А. Жданов на совещании работников кино в ЦК ВКП(б), «если обстоятельства нам позволят, то мы и дальше будем расширять фронт социализма»[1688]. «Если вы марксисты, – говорил М.И. Калинин в речи от 20 мая, – если вы изучаете историю партии, то вы должны понимать, что это основная мысль марксистского учения – при огромных конфликтах внутри человечества извлекать максимальную пользу для коммунизма»[1689]. 5 июня он сформулировал эту мысль более кратко: «ведь война такой момент, когда можно расширить коммунизм»[1690]. Выступая на Главном военном совете в ходе обсуждения директивы ГУПП 4 июня 1941 г., Жданов заявил, что «мы стали сильнее, можем ставить более активные задачи. Войны с Польшей и Финляндией не были войнами оборонительными. Мы уже вступили на путь наступательной политики. Между миром и войной – один шаг. Вот почему наша пропаганда не может быть мирной. Пропаганда должна иметь соответствующие темпы… Армию нужно держать в готовности в любой момент. Отсюда задача, так перестроить пропаганду, чтобы она соответствовала новым задачам. […] Политика наступления была у нас и раньше. Эта политика была определена Лениным. Мы теперь лишь лозунг меняем. Мы приступаем к реализации ленинского тезиса»[1691].

Однако в 1941 г. расширять «фронт социализма» далее на Запад можно было лишь сокрушив Германию, которая, по мнению советского руководства, являлась главным противником СССР и была его единственным западным соседом. Для этой цели был готов достаточно серьезный инструмент – Красная армия, которая еще осенью 1939 г. была удостоена эпитета «армия-освободительница»[1692].

«Мудрая внешняя политика партии и советского правительства обеспечила народам СССР вот уже на протяжении 20 лет мирный труд, – писал А.С. Щербаков. – На этой основе наша страна добилась дальнейшего неуклонного роста политического, экономического и военного могущества…Красная Армия, широко использовав достижения отечественной и мировой военно-технической мысли, перестроилась организационно и серьезно перевооружилась на основе опыта современной войны»[1693]. «Она располагает могучей артиллерией, мощными танками и скоростными самолетами в количестве, превосходящем любую капиталистическую армию, – отмечалось в докладе ГУПП. – Перестройка в методах обучения всех родов войск, с максимальным приближением к боевой обстановке, значительно подняла боеспособность Красной Армии. Значительно укрепилась и воинская дисциплина. Красная Армия крепка своим политико‐моральным состоянием, своей преданностью Родине, своей готовностью не щадить своих сил и самой жизни во имя торжества коммунизма»[1694].

Красная армия действительно представляла собой летом 1941 г. гигантский военный инструмент, что давало советскому руководству уверенность в успехе удара по Германии. Как уже отмечалось, в 1939–1941 гг. была проведена колоссальная работа по совершенствованию советских вооруженных сил. Соответственно возросли и прямые военные расходы, рост которых в 1938–1940 гг. почти в 2 раза превысил общий рост расходов[1695]. В эти годы произошло следующее перераспределение бюджетных расходов: если в 1938 г. на народное хозяйство расходовалось 41,7 % (в том числе на промышленность – 19 %), а на оборону 18,7 %, то в 1939 г. эти показатели составили соответственно 39,4 % (20,3 %) и 25,6 %, а в 1940 г. – 33,4 % (16,4 %) и 32,6 %[1696]. Если же учесть общие расходы на вооруженные силы, НКВД, военно-промышленные наркоматы, Главное управление государственных материальных резервов, Главное управление гражданского воздушного флота и другие военизированные организации, общая доля расходов на военные нужды в 1940 г. достигнет 52 % расходов бюджета, или 24,6 % национального дохода[1697].