Шрифт:
Закладка:
Офис издательства «Шалтай-Болтай» расположен в старом здании и состоит из крошечных комнатушек. Иногда Аделаида тоскует по своему опенспейсу, хотя здесь ей спокойней. Ее рабочие будни оказались гораздо суровее, чем она ожидала. Выбить статью для зарубежных книг оказалось той еще задачкой. Весьма своеобразный тон Терезы Флор Бьянчи позволяет преподнести ее модной прессе как некий неопознанный литературный объект, но больше тут ничего не сделаешь. Чтобы донести до широких масс Корнелиу Попеску, нужно навести шуму. Однажды вечером, дождавшись полной луны, Аделаида пробует тайком в одиночку провести ритуал. Она просит: пусть его имя поднимет шумиху в соцсетях. На следующий день один журнал публикует расследование: в молодости Корнелиу Попеску был близок к власти и оказался протеже госпожи Чаушеску.
Сентябрь начинает разгоняться. Аделаида задумывается, не пора ли кардинально сменить поприще и образ жизни. Все больше людей в сорокалетнем возрасте переключаются на что-то новое, Аделаида размышляет: открыть книжный магазин. Потом вспоминает, что у нее ничего нет и банк не даст ей кредит. Аделаида ненавидит природу и деревню, ее жизненные планы могут быть связаны только с городом. Аделаида уже жила в других местах. Она осталась в Париже, потому что это единственное место, где люди быстро ходят и при этом прилично одеваются.
Аделаида думает о прошедших сентябрях, особенно о прошлогоднем. Она говорит себе, что пустота осталась у нее за плечами. Она видится с Мартеном только по выходным, но будние вечера перестали быть неприкаянными. Она говорит с Мартеном, говорит о Мартене, она думает, что голыми руками задушила одиночество. Этим вечером, когда Аделаида засыпает, ее подсознание выдает несколько образов, которые врежутся ей в память. Она – ведущая циркового шоу «Звездная дорожка», и вот она внезапно объявляет первый номер. На арену на моноцикле выезжает крошечный Бастьен с колпаком на голове. У него обезьяний хвост, она усаживает его на высокий стул, пристегивает ремнями, снимает с него колпак и погружает большую вилку в оголенный мозг.
Аделаида Бертель – такая же, как и все. Днем она выполняет свою работу, но испытывает чувство вины.
Наивная дурочка[32]
Когда они идут по улице, Мартен говорит Аделаиде, что, если случится зомби-апокалипсис, он отдаст ее на съедение. Ему это кажется логичным, потому что она медленно бегает и будет его тормозить. Аделаида не уверена, от чего именно ее вдруг так сильно коробит: от того, что Мартен ни с того ни с сего принимается всерьез рассуждать о вероятности зомби-апокалипсиса, что он собирается бросить ее на растерзание или что он так плохо ее знает. Уж она выпуталась бы получше него, пусть она бегает медленно, но всяко быстрее Мартена, более старого, жирного и вялого. И главное, у нее есть настоящий инстинкт выживания. То, что он в ней этого не видит, повергает ее в бездну разочарования. С тех пор она относится к нему настороженно, да и нравится он ей гораздо меньше.
Позже он признается, что его пугает мысль, что она вдруг решит к нему переехать, в его квартиру попросторней, и он счастлив, что она не поднимает эту тему. Аделаида не уверена, от чего ей больней. От самой формулировки, от того, что он отказывается жить в паре, от его странного эгоизма или от того, что ей придется распрощаться со всеми планами на будущее. Впрочем, теперь она склонна с ним согласиться: жить вместе – а зачем, собственно. Она не выйдет за него, никогда, он не тот единственный, с которым она проведет вторую половину своей жизни. Со всей очевидностью наступила осень, сезон любви умер и погребен.
Аделаида чувствует: все больше вещей в Мартене вызывают у нее отвращение, его манера разваливаться на людях, заполнять собой все пространство, покрякивать от удовольствия, издавать странные звуки ртом – все это уже кажется ей не забавным, а абсолютно пошлым и крайне раздражающим. Еще он как-то опозорил ее в ресторане. Она с конца лета не может оправиться. Шикарный, очень известный ресторан на Левом берегу. Он пришел в сандалиях. Подумать только, на нем были сандалии. Аделаида до сих пор каменеет от пережитого шока. Конечно же, он крякал, издавал множество разных звуков ртом и шутил с официантом. Поскольку было очень жарко, его пропитанная потом рубашка с коротким рукавом успела высохнуть, на воротнике и на спине образовались полосатые белые разводы от соли. Пока Аделаида доедала профитроли, в голове у нее крутилось слово «вырождение». Она вывела в люди дедушку из деревни. Ей показалось, что она будто перенеслась на тридцать лет вперед, где от юношеской поры не осталось и следа, в тот вечер от Мартена разило домом престарелых. Это было больше месяца назад, но стойкий запах остался.
С осени Аделаида начала замечать все недостатки Мартена, коих объективно много. Выходит, Беранжер была права, мужчины, оставшиеся в наличии, все имеют какой-то дефект. У Мартена, например, напрочь отсутствует способность фильтровать. Он говорит абсолютно все, что думает, знает и чувствует. Это объясняет зомби и не имеет никаких границ. Аделаида говорит себе, что так больше невозможно. Когда она думает о весне, она кажется ей очень далекой и, главное, заполненной другими действующими лицами. Аделаида как-то вечером признается в этом Гермелине: весна и лето прошли под действием чар, но с тех пор они развеялись. Гермелина мудрее, она говорит ей, что как раз наоборот, она получила ровно то, о чем просила. Просто просьба у нее вышла кривая. Бойся собственных желаний, ведь они имеют свойство исполняться, напоминает ей Гермелина слова Клотильды, слова ведьмы.
Аделаида перестала видеть Мартена через призму влюбленности. Благостное расположение рассеялось, и перед ней предстал он настоящий. Когда она целует его, обхватив лицо руками, ее пальцы погружаются в зоб, по ощущению напоминающий желатин, мармелад из плоти. Не то чтобы это вызывало у нее отвращение, но на ум сразу приходит Джабба Хатт, и теперь, когда Мартен прикасается к ней, в голове начинает на повторе играть «Имперский марш» из «Звездных войн». Это очень мешает сосредоточиться в постели.
Аделаида перестала видеть в Мартене огра-гедониста, прожорливого и ненасытного, она видит маленького мальчика, жадного, эгоистичного и капризного. Аделаида ненавидит детей, ничто не обращает ее в бегство быстрее, чем встреча с чужим внутренним ребенком. Тот, что живет в Мартене, не в ладах с головой и плохо воспитан. Он говорит: «Мой психотерапевт считает, что во всем виновата моя мать». Он часто добавляет: «Моя мать страдает инцестуальными наклонностями». Аделаида не имеет ничего против такой трактовки. Но не совсем понимает, почему Мартен, жалуясь на то, что все детство родители ходили перед ним нагишом, сам упорно расхаживает с голой задницей, стоит ему переступить порог дома. Она списывала на жару любимый домашний прикид Мартена – футболку и тапки, так ему комфортно. Каждая новая встреча сталкивает Аделаиду с реальностью. Это не Мартен изменился, это она его идеализировала. Все так же груб. Не неловок, а бестактен. Просто раньше он сдерживался. Сейчас же уверен в себе. Аделаида завоевана, официально покорена, верная подружка, которая больше никуда не денется. Мартен все чаще оказывается неприятным и говорит обидные вещи: «Ты как-то заметно потолстела». Он добавляет, что в паре важна искренность. Аделаида тут же думает: Эта история не переживет выходных. Сейчас суббота, 21:00, большая гостиная Мартена. За окном убывающая луна.
Бывают волшебные вечера, совершенно чудесные, когда каждый час восхитителен, каждая минута столь ярка, что кажется нереальной. А бывают проклятые вечера, совершенно ужасные, когда каждый следующий час еще хуже предыдущего. Сейчас девять вечера, Аделаида невозмутимо объедается сырами, среди которых превосходный бри с трюфелями, и слушает The Cure, пока Мартен повторяет, что с отпуска она набрала не меньше двух килограммов. Тут решает сдохнуть стереосистема. Мартен начинает ныть, разбирает усилитель, дует в него, теряет винт. Аделаиде скучно, на часах 22:30. Мартен больше ничего не говорит, Мартен с ней не разговаривает. Он уходит в спальню, она ничего не понимает. На часах 22:42,
