Тонкие руки к небу воздели —

И сбросили разом застывшие маски!

         Мелькают стрекозы,

        Серебряно — розовы, —

           Зимняя грёза,

        Февральская сказка!

* * *

           Свершилось:

        Сил полна земля,

          Взломала лед,

   В преддверье новых песен.

И я, их чуткий провозвестник,

Весь ожидание, дыханье затая.

* * *

   Ночь целительным покровом

        Обволакивает раны;

    Ночью реют, словно совы,

        Огоньки самообмана;

    Ночью тягостны приметы,

     Ночью нас пугают тени, —

    Но зато есть пробужденья,

         Ожидание рассвета!

       Благодатна тихая ночь,

 Сколько в ней доброты и покоя!

Свет далёких миров гонит прочь

            Мелочное и злое.

  Если очень чутко слушать

   Да смотреть во все глаза,

   Ночью вам раскроют душу

       Тёмный лес и небеса.

  В этой близости с природой,

     Чудом жизни без конца,

     Наполняются свободой

       Утомлённые сердца.

Тем, кто днём богат немногим

      И не так уж именит,

   Ночь откроет все дороги,

     Щедро их позолотит;

И быть может, утром ранним

    Над светлеющей луной

Вдруг возвысится Страданье! —

    Вспыхнув яркою звездой.

     Благодатна тихая ночь,

Сколько в ней доброты и покоя.

И, наконец, еще одно стихотворение, которое хотя и не музыка Мендельсона, но, может быть, его завещание.

                         Друзья,

          Благословляю вас на подвиг

                   Во имя Счастья.

                    Будьте смелы!

             Не каждому дано найти,

               Еще трудней сберечь,

              Всего труднее — после...

          Не бойтесь испытаний, жертв;

Помните: подлинное счастье запятнать нельзя,

           Оно само отторгнет эгоизм!

     Ибо ведут к нему ступени очищенья:

  ЛЮБОВЬ,

               СТРАДАНЬЕ,

                                 РАДОСТЬ

                                               и СВОБОДА.

Тебе понравилось, Феликс? Я старался.

ФРИДЕРИК ШОПЕН

ВСЕ ДУША — И НИ ДУШИ

«Он родом из страны Моцарта, Рафаэля и Гете, его истинная родина — волшебное царство поэзии.»

/Генрих Гейне/

Эти пять слов заглавия были употреблены Игорем Северяниным совсем по другому поводу, однако же они, с некоторыми оговорками конечно, как нельзя лучше характеризуют самую суть Шопена. «Все душа» — это он, без каких бы то ни было оговорок, а «ни души» — это вокруг, во всяком случае вторую половину его короткой жизни (Шопен родился по разным данным то ли 22 февраля, то ли 1 марта 1810 года в местечке Желязова Воля под Варшавой, а умер 17 октября 1848 года в Париже), когда Шопен оказался вдали от семьи, от друзей и от родины. Вообще-то, «ни души» — за редким исключением участь каждого гения, но для больного с детства Шопена она была, видимо, особенно мучительна.

Если попытаться охарактеризовать его чуть подробнее, то я бы сказал так: душа — гений — мужество — болезнь — любовь — одиночество. А вот что написал о Шопене близко знавший его Генрих Гейне: «Шопен родился в Польше от французских родителей и одно время воспитывался в Германии. Эти влияния трех национальностей делают из его личности явление в высшей степени значительное; ведь он усвоил лучшее, что отличает эти три народа: Польша дала ему рыцарственный характер и свою историческую скорбь, Франция — свою легкую прелесть, свою грацию, Германия — свое романтическое глубокомыслие... А природа дала ему изящную, стройную, слегка болезненную фигуру, благородное сердце и гений.»

Трудно добавить что-либо существенное к этой проникновенной характеристике поэта поэтом (разве что мать Шопена была полячкой), но я рискну.

Крылатый и гордый, с душою столь нежной,

        Что вот-вот сорвется на крик,

   Любим и обласкан, непонят, отвержен,

         Сражается с тьмой Фридерик.

  Люди, вы слышите? — рокот прелюдий!

    Этюды и скерцо, мазурки, баллады

 Ведет в наступленье воитель отважный!

Кому-то в погибель — спасайтесь, бегите,

                 Кто черен душой, —

              А кому-то в награду!

        Молитесь, кто страждет,

         Воспряньте, кто честен,

     Пленись Красотой — и воскресни!

                      Воскресни!

А он, кровоточа, крылатый, мятежный,

         Возникший из мрака на миг,

     Горит, не сгорая, вселяя надежду

      Уставшим в пути, — Фридерик!

Нет нужды в коротком очерке пересказывать биографию Шопена, о нем много и хорошо написано разными авторами. Важнее понять, что это за человек и в чем суть его гения, почему его музыка столь любима во всем мире, почему для многих и музыкантов и слушателей она едва ли не отодвигает на второй план музыку значительно превосходивших Шопена по творческому диапазону Мендельсона, Шумана и Листа, его гениальных современников (которых, кстати, не справедливо, конечно, не очень-то ценил сам Шопен).

На вторую часть вопроса, не вдаваясь в подробности, можно ответить коротко: почти все написанное Шопеном настолько совершенно по форме и чарующе красиво по звучанию, что доступно практически для любого слушателя, даже в случае далеко не конгениального исполнения; как говорится, золото блестит и в грязи. Сошлюсь хотя бы только на Антона Рубинштейна (который в детстве, в 1841 г., был представлен Шопену в Париже, играл ему): «Какая красота в творчестве, какое совершенство в технике, какой интерес и новизна в гармонии!» Но музыка Шопена — это он сам, и очень интересно, что же думали о нем, как слышали его игру современники. Вот несколько очень ценных свидетельств.

Генрих Гейне: «...любимец тех избранных, которые ищут в музыке высочайших умственных наслаждений».

Графиня Елизавета Шереметьева: «Я не сумею выразить словами впечатление от его игры. Она была столь