Катя чуть не подпрыгивает на месте, поднимает на меня округлившиеся от шока глаза. Смотрит недоуменно и растерянно. Думает, наверно, что ослышалась. И куда делись ее спесь и стервозность? Даже реветь прекращает мгновенно. Бабы такие бабы. Но зато шоковая терапия сработала!

— Собери Машеньку, сама переоденься. И побыстрее. Справишься? — дожидаюсь, пока она слабо кивнет. — К врачу поедем. Хорошо все будет, ясно? — добавляю строго.

Некоторое время наблюдаю за действиями Кати, помогаю по возможности, но в большей степени контролирую процесс. Удаляюсь, когда «жена», забывшись, начинает шустро переодеваться сама. Шоу, конечно, занимательное, но я тоже не железный.

Дожидаюсь ее уже в машине. Всю дорогу Маша плачет. Надрывно так, что хочется с размаху удариться головой об лобовое стекло. Потому что слишком сложно чувствовать на себе такую ответственность. Одно дело, когда речь идет о народе, которому самому палец в рот не клади: если надо что-то, запинает и мозг затюкает. И совсем другое, когда от тебя зависит беззащитный ребенок. Ты единственный можешь помочь ему, но не знаешь, как…

Когда, наконец, подъезжаю к клинике Влада, голова раскалывается на части. Замечаю, что Катя тоже чувствует себя паршиво. Поэтому, вздохнув, беру у нее Машу. Пусть бедная малышка мне на ухо кричит.

В приемной нас встречает медсестра, лебезит и что-то звонко щебечет. Честно говоря, даже внешности ее не запоминаю. Но слушаю внимательно, выхватываю нужную мне информацию. Чувствую себя на каком-то важнейшем совещании. Только хуже…

— Ваш педиатр Иван Евгеньевич будет с минуты на минуту, — сообщает девушка и потихоньку начинает раздражать своей улыбчивостью. — А Владислав Романович… — осекается, глядя мне за спину. — Вот он как раз приехал!

Смысл ее слов до меня доходит не сразу. Потому что не могу поверить. И лишь обернувшись, убеждаюсь, что мне не послышалось. Действительно, Влад примчался. С чего бы это?

Передаю Машу в руки растерянной Кати, усаживаю их на диван. А сам направляюсь к брату.

— Быстро ты из соседнего города приехал, — хмыкаю вместо приветствия, пожимая ему руку. — От жены убегал?

— Спешил на твою глянуть. Надо же знать, какой несчастной такое чудо, как ты, досталось, — не остается в долгу Углицкий. — Принял все-таки ребенка? — добавляет серьезно и тихо.

— Не знаю, Влад, — отвечаю честно. — Не верю до конца…

— В лаборатории, контакты которой я тебе скинул, работают профессионалы. Я за них ручаюсь, — холодно чеканит кузен. — Тест, я так понял, оказался положительным?

Обреченно киваю, а следом нервно запускаю руку в свои волосы.

— Все равно что-то не так! Да мелкая даже на меня не похожа, — делюсь с братом опасениями.

— И слава богу! В этом ее главный плюс, — издевается Влад, а сам скользит взглядом по Кате и Маше. — Она и на маму, честно говоря, не слишком похожа, — тянет задумчиво, но, поймав мой недоуменный взгляд, добавляет поспешно. — Я имею ввиду, что дети в таком возрасте ни на кого не похожи. Только сами на себя. Вот подрастет немного, и станет понятно.

Смотрю на него недоверчиво, но отвлекаюсь на подошедшего педиатра. Углицкий мгновенно принимает вид стального биг босса. Хочется закатить глаза и подколоть братца, но я держусь. Мне нужна помощь сейчас, поэтому не время подрывать его авторитет забавы ради. Влад сурово дает какие-то распоряжения Ивану Евгеньевичу, пока тот сжимается под черным взглядом и явно мечтает закатиться под плинтус, чтобы его не выколупали оттуда.

Вдвоем они подходят к Кате, спрашивают что-то. А я спешу следом, потому что каменный братец сейчас и «жену» мою запугает до чертиков, знаю я его. Кто потом с Машей сидеть будет?

В какой-то момент педиатр подзывает медсестру, чтобы та забрала ребенка. Катя медлит, не выпускает дочь из рук, а вместо этого вопросительно смотрит на меня. Быстро киваю ей, мол, все в порядке. И после этого, к моему удивлению, она передает Машу врачам.

Не доверяла же мне, ненавидела! Когда все успело измениться? Или это временное помутнение рассудка?

Когда медперсонал удаляется вместе с нашей Машей, сажусь рядом с Катей, но к ней даже не прикасаюсь. Наоборот, сцепляю руки в замок и смотрю прямо перед собой.

— Винишь меня, наверно, — озвучиваю неприятные мысли, потому что сам себя виню. — Маша ведь после нашего похода в японский ресторан заболела…

— Нет, Дим, ее вчера стошнило до того, как мы переступили его порог. Маше уже было плохо, — всхлипывает, балансируя на грани истерики. — Это я виновата. Надо было сразу обратить внимание, отреагировать. Такую ответственность на себя взяла. И не справилась, — хнычет, прикрывая лицо ладонями.

Не совсем понимаю, о чем она говорит. К тому же, ее слезы дезориентируют. Обнимаю Катю за плечи, целую в висок — и опять прибегаю к запрещенному приему.

— Котенок, успокаивайся давай. Врачи помогут, — произношу с максимальной уверенностью в голосе.

— Не зови меня так, — Катя поспешно стирает слезы и отодвигается от меня.

Зато успокаивается. Говорю же, работает система!

— Маша крещеная? — зачем-то спрашиваю я после затянувшейся паузы.

— Не знаю, — выдыхает Катя, а потом вдруг спохватывается. — То есть… Не знаю, как я сама к этому отношусь, поэтому пока нет. Машу не крестили, — заикаясь, объясняет, при этом устремив глаза в пол. — Не думала, что ты религиозный.

Признаться, я и сам не понимаю, зачем мне вдруг понадобилась подобная информация. Я далек от веры, а крещение воспринимаю всего лишь как что-то привычное в обществе. Родился ребенок, торжественно выписали его с шариками, покрестили… Какие еще этапы из жизни моей дочери я пропустил? Странно, что меня это вообще волнует.

— Какой же депутат — и без религии? Грехи надо же как-то замаливать, — отшучиваюсь я.

Кстати, говорю почти правду. Многие мои коллеги исправно и при этом демонстративно посещают храм, а по особо большим праздникам обязательно светятся в прессе. Свои рабочие места окружают иконами. Как оберегами какими-то! Причем чем выше должность, тем дороже, помпезнее и больше иконы. Может, и мне пора приобщаться к традиции?

— И как? Помогает? — дерзко вздергивает подбородок Катя.

Узнаю дикую кошку. С возвращением!

— Ну, пока что за мои грехи мне тебя прислали в наказание, — усмехаюсь ехидно.

Мою реплику Катя оставляет без ответа, хмыкает и отворачивается. Но молчание убивает нас обоих. Потому что мы возвращаемся мыслями к тому, что через стену врачи возятся с Машенькой. И Катя не выдерживает первой.

— Хирург через «е», говоришь? Как же так? Довольно прибыльная специальность, — разрывает тишину и мгновенно выводит меня из равновесия.

— Не мое это, — отмахиваюсь и почему-то признаюсь, как на исповеди, ей-богу. — Я чуть пациента не убил, после этого завязал с врачебным делом. А в моем нынешнем амплуа, что бы я ни делал, все равно из-за меня никто не погибнет, — хмыкаю довольно и откидываюсь на спинку дивана.