Но я не уставала ждать,

Что Бог поможет мне опять.

Себе я имя поменяла:

Вместо Элизы — Вилли стала.

Не видя в том большой вины,

Камзол надела и штаны,

На голову — шапку из бобра,

Рапиру на бок из серебра.

А ленту золотом — на грудь,

И на коня, и в дальний путь.

Решилась, едучи верхом,

Слугой наняться в чей-то дом.

Был труден путь мой по земле

В мужском наряде и в седле.

Подъехала раз по утру

Я к королевскому двору.

Отвесив королю поклон,

Чтоб преданность увидел он,

Спросила, стоя на крыльце,

Мол, нет ли места при дворце?

„Встань, юноша, — сказал король, —

И службу получить изволь.

Но расскажи сначала нам:

Пригоден ты к каким делам?

В том зале, где пирует знать,

Сумеешь блюда подавать?

Иль там, где буду я обедать,

Возьмешься блюд сперва отведать?

Сумеешь ли подушки взбить,

При мне постельничим служить?

А можешь, если хочешь, даже

Встать в караул дворцовой стражи“».

Поклон отвесил Вилли вновь,

К монарху выразив любовь,

Сказал, улыбки не тая:

«Постельничим служил бы я».

Король созвал большой совет:

Согласны лорды или нет?

Был Вильям взят монарху в дом

Служить постельничим при нем.

Король со свитой как-то раз

Охотился в вечерний час,

Протяжно трубы их трубили.

Остался дома славный Вилли.

Был дома Вилли молодой,

Еще слуга — старик седой.

Вот опустел громадный зал,

А Вилли лютню в руки взял.

Присел к окошку Вилли юный

И пел, перебирая струны,

А голос звонок и высок —

Старик не вслушаться не мог.

«Отец мой был богатый лорд,

Он был отважен, смел и горд,

А мать — красавица к тому ж.

Был рыцарь доблестный мой муж.

И я красавицей была,

Богато ела и пила.

Большой, красивый, светлый дом

Был во владении моем.

И был в моем распоряженьи

Учитель музыки и пенья.

Служанки ловкие вполне,

Весь день прислуживали мне.

Но дом разграблен, умер муж,

Друзья оставили к тому ж.

Где прежний блеск, успех былой?

Ведь я теперь — слуга простой».

Но вот и вечер, наконец,

Король вернулся во дворец.

Он старика-слугу зовет

И речь такую он ведет:

«Что скажешь мне в столь поздний час?

Какие новости у нас?»

«Да вот, — отвечает, — теперь я знаю,

Что Вилли — леди молодая».

«Что ж, если так — я очень рад,

Ты будешь знатен и богат.

Но, если только это ложь,

На виселицу ты пойдешь!»

Король до правды вмиг дознался,

И жить старик-слуга остался.

Ведь прав был тот старик седой:

Был Вилли  леди молодой!

Король признался, что влюблен,

Ее одел богато он.

Он улыбнулся ей светло,

Короной увенчал чело.

А чтоб чего не говорили,

Он в жены взял сейчас же Вилли.

Никто не слыхивал, ей-ей,

Чтоб королевой стал лакей!

В РАКИТНИКЕ ГУСТОМ{34}

«Когда на белом скакуне

С пружинистым седлом,

Нипочем твои три брата мне

В ракитнике густом».

«Плати-ка выкуп, славный Вилли,

Чтоб жизнь свою сберечь.

Но мне вам нечего отдать,

Вот разве верный меч».

Он обнажил свой верный меч,

Зарубил всех трех храбрецов

И так оставил их лежать

Меж ракитовых кустов.

Прослышала об этом мать,

Когда заалел восток,

Тотчас помчалась к королю,

Под собой не чуя ног.

Прослышала об этом дочь —

Во дворец пришла в тот же срок.

На колени упала несчастная мать,

Прямо в ноги королю.

«Встань, леди, встань. В чем просьба твоя?»

«Я такого не потерплю.

Твой придворный рыцарь ограбил меня, —

Наказать я его молю».

«Похитил рыцарь деньги твои,

Ворвался в твой дом и сад?

Или в темную звездную ночь унес

Богатый твой наряд?»

«Ох, этот рыцарь-негодяй

Ворвался ночью в мой дом,

И дочь мою он соблазнил,

И деньги украл, а потом

Убил моих трех сыновей

В ракитнике густом».

«Ты лжешь, ты лжешь, — тут дочь говорит, —

Ты лжешь моя, моя милая мать.

Ведь ночью в дом не врывался он,

И денег не мог он взять,

И дочь твою не соблазнял:

Бесчестной мне ли стать?

Он убил в ракитнике густом

Твоих сыновей троих,

Но они напали на него,

А он был один против них».

«Говори, красавица, еще!

И кровь мою волнуй!

Прощу я Вилли его вину

За один твой поцелуй!»

Поцеловала короля, —

Он их отпустил домой

И сам в седло ее посадил

У Вилли за спиной.

ГЛАЗГЕРИОН{35}

Сын короля, Глазгерион,

Прекрасным был арфистом.

В поисках королевы он

Играл и пел, неистов,

Пока всех леди не пленил

Звучаньем серебристым.

И дочь соседа-короля

Тогда ему сказала:

«Играй, играй, Глазгерион,

Мне сладких звуков мало,

Твоя бы арфа без конца

Мне сердце услаждала!»

«Будь,