Я бросаю тоскливый взгляд на барабанщиков. Гулкие удары рвут мне душу, и ноги уносят меня прочь от обоих факультативов, к введению в китайскую медицину. В белой палатке царит удушливая жара, плотная, как одеяло. Ксавье и другие ребята, с которыми я познакомилась в автобусе по дороге из аэропорта и за вчерашним ужином, передают по кругу стальную бутылку. Ксавье протягивает ее Марку Белл-Люну, который откидывает с глаз челку цвета молочного шоколада и делает глоток.

— Это же?.. — восклицаю я.

— На Тайване можно употреблять с восемнадцати лет, — сообщает Ксавье, ссутулившись и сунув руки в карманы.

— Да ну?

— Ага. — Ксавье отодвигает стул рядом с собой. — Садись.

Я опускаюсь на сиденье, уже не нервничая рядом с ним после совместных занятий китайским. Бутылка перекочевывает от Марка к политику Спенсеру, затем к гарвардцу Дэвиду, продолжая обходить стол. Похоже, это мой шанс нарушить одно из правил средь бела дня. Но я ни разу в жизни не пробовала спиртного: в прошлом месяце на свадьбе Эми Кук мама, получившая баптистское воспитание, выхватила оба наших бокала из-под носа у официанта, не дав ему налить шампанское. Я даже пикнуть не посмела.

— Все дело в мощном подбородке. — Марк проводит большим и указательным пальцами по своей слабенькой нижней челюсти.

— Может, в бицепсах? — Дэвид делает большой глоток и стонет: — Ух, какое крепкое.

Почесывая козлиную бородку, Дэвид передает бутылку Сэму Брауну, толстопалому пианисту из Детройта, чья мать родилась в Тайбэе. Дэвид опускается на траву и делает серию отжиманий на кулаках, крякая при каждом подъеме. Сэм отдает бутылку Марку, ложится рядом с Дэвидом, и они отжимаются вместе, изображая из себя крутых мачо. Похоже, это срабатывает, поскольку несколько девочек с веерами останавливаются, чтобы поглазеть на них.

— Хорош выделываться, — закатывает глаза Марк.

Дэвид хмыкает:

— Ты так не сумеешь.

— Сумею. — Марк ложится рядом с ними, и парни устраивают состязание: три тела поднимаются и опускаются, словно клавиши пианино, пока Сэм не падает лицом в траву; Марк и Дэвид продолжают отжиматься. Их задор мне симпатичен, однако соперничество раздражает.

Ксавье касается плечом моего плеча. Наклоняется ко мне. Он не изображает из себя мачо, что удивительно, но мне это нравится.

— Там есть шкаф, где хранят запасной инвентарь. — Ксавье кивает в сторону Чэнь Лаоши. — Если хочешь, я потом раздобуду для тебя веер.

— О… — Выходит, он все видел! — Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

— Мне это доставит удовольствие. — Его улыбка все так же сумрачна.

Стальная бутылка теперь у парня по имени Питер. Она приближается. До меня доносится знакомый голос, и я поднимаю взгляд. Чудо-мальчик в низко надвинутой на лицо кепке «Нью-Йорк джайентс» разговаривает с Чэнь Лаоши, а девицы с треском раскрывают и захлопывают свои синие шелковые веера, напоминая цветущий луг. Учительница Чэнь смеется, прижимая к себе корзину с веерами. Чудо-мальчик ведь даже не с этого факультатива. Ну и подхалим. Я резко разворачиваю свой стул и сажусь к нему спиной.

— Он высокий, — говорит Спенсер. — А еще у него волосы на груди. Густые.

— И все же думаю, что дело в мощном подбородке, — подает голос Марк.

Подходит Софи, перебрасывая через плечо свой голубой шарф в цветочек:

— О каком красавчике речь? Я хочу поучаствовать.

Моя подруга подтаскивает свободный стул и садится рядом с Ксавье, лукаво подмигнув, как умеет только она.

— Прости, Софи, — говорит Марк. — Мы обсуждаем твоего кузена, тебе лучше помолчать. Спорим о том, что именно делает Рика самым мужественным азиатом, которого мы когда-либо видели. Объективно.

— Пустое сотрясение воздуха. — говорю я, и Ксавье фыркает.

Софи хохочет:

— Не хочу вас всех огорчать, но он натурал. И уже занят.

— Мы за ним не бегаем. Просто оцениваем.

— Итак, если Рик — мужественный, то какие же мы? Женоподобные азиатские мальчики, не способные завести себе подружек? — говорит Дэвид. — Терпеть не могу этот стереотип.

Марк оглядывает Дэвида с головы до ног:

— Ты весишь меньше Эвер.

Дэвид мрачнеет. Пожалев его, я хлопаю себя по бедру:

— Это всё мои ноги. Результат занятий балетом. Они у меня мускулистее, чем у всех вас, вместе взятых.

Софи снова хохочет. Дэвид хмыкает. Марк производит демонстративный осмотр под столом:

— Не хотелось бы испытать на своей шкуре, что такое нога балерины.

Я усмехаюсь, пораженная собственной смелостью. И проклюнувшимся чувством товарищества. Дома у меня нет близких друзей среди парней. Странно: я пробыла в «Цзяньтане» только день, и мне уже кажется, что я знаю этих ребят всю жизнь. Потому что это лагерь? Потому что дома я была застенчивой, а теперь чувствую себя увереннее рядом с людьми, которым неизвестна печальная история моей юности?

Может, с одним из них я поцелуюсь?

Стальная бутылка переходит от Ксавье к Софи, и я соображаю, что никто и не думал предлагать ее мне.

— Вы ведь пойдете с нами в четверг, да? — спрашивает моя подруга.

— В мою будущую политическую карьеру статьи про арест за границей как-то не вписываются, — замечает Спенсер.

— Не занудствуй. — Марк косится на Софи: — Ты уверена, что через трубу можно попасть в город?

— Мы с Эвер это выясним. — Софи протягивает ему бутылку через стол. — Задняя дверь рядом с кухней.

— Эй, Марк! — Я протягиваю руку за бутылкой.

Софи говорит:

— Встречаемся в одиннадцать у… Ой!

Появляется преподаватель Лихань, который бросает на середину нашего стола стопку тоненьких буклетов. Бутылка исчезает в шортах Марка. Дэвид берет буклет и начинает листать, а Лихань поправляет на носу очки в черной оправе и отходит к другим столам. Я беру буклет и тут же жалею об этом: на обложке изображен лежащий ничком человек-дикобраз — голый мужчина, с ног до головы утыканный иглами. Меня начинает мутить, и я торопливо переворачиваю буклет.

Неподалеку от нас Чэнь Лаоши, кокетливо улыбаясь, протягивает чудо-мальчику синий веер из своей корзины. Почему бы и нет? Она ненамного старше, а чудо-мальчик, вероятно, раз десять мимоходом обронил в разговоре слова «Йель» и «футбол». На безупречном китайском. Чэнь Лаоши сзывает своих танцовщиц с веерами, а чудо-мальчик направляется к нам со сложенным веером, который тонет в его ручище.

— Легок на помине, — говорит Марк, когда чудо-мальчик приближается.

— Да уж, — бормочу я.

— Обо мне говорили? — Чудо-мальчик растерянно поднимает бровь, и все разражаются хохотом. — Рад, что повеселил вас, — цедит он.

— Ты тоже на введении в медицину? — осведомляется Марк.

— Я на барабанах. — Рик кивком указывает в сторону. Затем находит меня взглядом. — Вот. — Он бросает мне веер, а я, совершенно ошарашенная, ловлю его.

— О, э…

Прежде чем я успеваю пробормотать слова благодарности,