К альянсу я так и не примкнул. Налаженные поставки древесины, само собой, радовали, однако мое вмешательство или невмешательство роли уже не играло. Скорее всего, я упустил кое-какие привилегии – если не ошибаюсь, богам из альянса дерева доставалось чуть больше, и они распределяли его среди самых верных почитателей. Впрочем, в ту эпоху люди редко поклонялись одному богу, моя паства не гнушалась параллельно одаривать более могущественных, влиятельных богов, составлявших альянс.

Тем не менее именно заключенный богами пакт вовлек меня в войну против Ворона из Ирадена.

Вечером ты в раздумьях топтался перед комнатой Мавата. Поднос с заветренной кашей исчез, а новый не появился. В коридоре, кроме тебя, не было ни души.

Ты постучал.

– Господин, – негромко позвал ты, словно вас не разделяла дверь или Мават стоял сразу за нею, прижавшись ухом к дереву. – Господин, довольно прятаться. Есть разговор.

Тишина. Внезапно створка приоткрылась, Мават втянул тебя внутрь и моментально захлопнул дверь. Ты очутился в полутемной комнате с низким потолком: окна на противоположной стене закрыты ставнями, лишь одно немного пропускает свет, но не любопытные взгляды с улицы. Убранное пестрыми вышитыми подушками кресло с высокой спинкой было обращено к двери, подле него виднелся деревянный столик, инкрустированный золотом и слоновой костью. Глухие стены задрапированы черно-белым сукном с золотистым узором, тускло мерцающим во мраке. Возле одной из драпировок притулилась деревянная скамья, где помимо пустой миски из-под каши громоздились еще два-три невиданных тобою прежде подноса. Впрочем, удивления ты не выказал – очевидно, догадывался об их существовании.

– Где тебя носит? – возмутился Мават. – Жду, жду, а ты все не являешься.

– Мой господин, – ты слегка наклонил голову, – я беседовал с людьми. Изучал обстановку.

– Мой отец не дезертировал.

Мават говорил без тени ненависти или злобы. Просто констатировал факт.

– Вы правы, господин, – кивнул ты. – Ему бы не удалось миновать ворота незамеченным. Никакая взятка не заставит часовых столько времени молчать, слухи непременно просочились бы. Кроме того, вход в башню тоже охраняется.

– Из башни нельзя выбраться без ведома слуг, – подхватил Мават. – А они не станут помогать дезертиру. Снискать расположение Ворона возможно лишь ценою жизни Глашатая. Нарушить священный долг…

Мават осекся и принялся мерить шагами комнату.

– Нет, немыслимо. – Напряженный голос звенел от ярости. – Мой отец не трус.

Ты окинул его взглядом и молвил только:

– Мой господин…

Мават нахмурился:

– Знакомый тон. Ну, выкладывай.

– Леди Тиказ говорит, морская сторона крепости тоже под наблюдением, но…

– Тиказ говорит! – захохотал Мават. – Когда только успела?

– Мы столкнулись во дворе сегодня утром.

– Наш пострел везде поспел, – осклабился Мават. – Тихоня тихоней, но, коли приспичит, своего не упустишь.

Он жестом пресек твои попытки оправдаться или возразить.

– В борьбе за ее благосклонность у тебя есть все шансы. Уверен, тебе повезет больше, чем мне. Советую не робеть, ведь Тиказ сама не робкого десятка. Извини, отвлекся. Так о чем это ты?

Ты собрался с духом и осторожно произнес:

– Господин, не мог ваш отец уйти морем?

Долгие пять секунд Мават не сводил с тебя глаз.

– Морем. – Он не спрашивал, а утверждал.

– Если он сговорился с лодочником, подгадал начало высокого прилива…

– Так высоко воде не подняться, – сердито перебил Мават. – Ты ничего не смыслишь в приливах.

– Ничего, мой господин, – согласился ты.

– Мой отец не дезертир. – В голосе Мавата зазвучала неприкрытая злость.

– Конечно нет. Я лишь пытаюсь разобраться, что к чему. Перебираю варианты, предлагаю версии.

– Откуда бы ему взять лодку? – Мават сбавил тон, однако внутри у него все клокотало. – Да еще переправиться на ней так, чтобы никто не видел, хотя пролив кишмя кишит судами?

– Мой господин, – скрепя сердце молвил ты, – поручи кто-нибудь мне вести столь деликатное расследование, я бы постарался не допустить утечки информации иноземцам. Заморские команды расспрашивал бы избирательно, с осторожностью. Даже завуалированный вопрос натолкнет на мысль, что в крепости не все гладко, а ведь не всякий капитан, пересекающий пролив, – друг Ирадена.

– Далеко не всякий, – подтвердил Мават. – Уж точно не Гибал, Ворон его порази! Язык не поворачивается назвать его Глашатаем.

Услыхав такое, ты вздрогнул.

– Он не заслуживает этого титула. Его носил отец, а сейчас должен носить я!

– Да, господин.

– Гибалу известно, что сталось с отцом. У него всегда ушки на макушке. Он рвался в преемники Глашатая, однако отец выбрал меня. Гибал постоянно «совещался» с советом, науськивал их выносить на рассмотрение выгодные ему проекты. А потом как бы ненароком сетовал, мол, прислушайся Глашатай к его советам, сейчас бы как сыр в масле катались. И вдруг он оказывается на скамье – чудо, не иначе! Можешь не сомневаться, Гибал знает правду.

– Не он ли помог Глашатаю скрыться, чтобы занять его место?

Мават шагнул к тебе:

– Мой отец не…

– Да, господин, – перебил ты, чем потряс меня безмерно, ведь не секрет, что Мават не терпит дерзости. – Не ты ли учил: нельзя выиграть бой, полагаясь лишь на чаяния и гипотезы?

– Обойдусь без твоих напоминаний! – рявкнул Мават.

– Хорошо, господин, – сухо бросил ты и направился к выходу.

– Постой!

Ты замер, но не обернулся.

– Очевидно, без твоих напоминаний мне не обойтись. Но, поверь, Эоло, мой отец не дезертир.

– Полностью согласен, – откликнулся ты, по-прежнему не оборачиваясь.

– Отец мертв, – выпалил Мават. – Я уверен. Это факт, единственный факт, не вызывающий у меня сомнений. Ни при каких обстоятельствах отец не пренебрег бы священным долгом, к которому готовился всю жизнь. Помнишь тот случай годичной давности с мальчишкой-вербом? Он еще вскрыл себе вены пряжкой и умудрился истечь кровью.

– Так ведь ему… – осторожно заговорил ты.

– Да, ему наверняка помогали, – оборвал тебя Мават. – Охотница могла подсобить, если бы сочла нужным. По-твоему, Ворон побрезговал бы отцом? Ему ведь ничего не стоило передать через аватара какое-нибудь оружие, лезвие, на худой конец. По-твоему, отец не воспользовался бы таким шансом? Он служил Ворону верой и правдой и никогда не запятнал бы свое честное имя.

Не дождавшись твоего ответа, Мават разразился пылким, негодующим монологом:

– По-твоему, оголодавший оборванец сумел исполнить предназначение и, вопреки всем преградам, принес себя в жертву, а мой отец, с малых лет готовившийся к таинству, струсил? Нет, это совершенно исключено! Будь отец жив, не видать Гибалу скамьи как своих ушей. Отец мертв, а умереть Глашатай Ворона может только через жертвоприношение. Всякий, кто попытается его убить (а такое случалось не раз), непременно погибнет. Лишь бог способен раньше