Все так и обмерли. Мы вышли, вскочили в седла, и пока «товарищи» опомнились, нас и след простыл.

На дворе слышатся голоса. Выглядываю в окно. Приехал какой-то дородный мужчина на могучем сером коне. С ним другой, маленький, на приземистом киргизе.

– Боровицкий атаман Солонько[129].

– Дон Кихот и Санчо, – смеется Петро Чучупак, начальник штаба.

Здоровяк, пригнувшись в дверях, входит в дом. Одет в высокие рыбацкие сапоги, черный бушлат и меховую шапку-финку. На плечах льюис, за поясом револьвер и пять гранат. Поставив в угол оружие, пожимает всем руки.

– Ну что, Солонько, много этой зимой «товарищей» засолил? – спрашивает Хмара.

– Это вы их тут солите и закапываете. У нас проще: за ноги и в Днепр! Плыви себе в Черное море… Правда, Мамай?

Белоярский атаман мотнул головой.

– Хорошо тебе – выше-то по течению. Набросал трупов прошлым летом, а у нас в плавнях затор. Всю сечь мне про-смердели.

– А ко мне несло трипольских[130], да и твоих тоже! – Солонько повернулся к Черному.

С лавки встал Петро. Это был сдержанный, немолодой уже офицер – на вид лет под сорок. Простое лицо с немного печальным выражением карих глаз резко отличало его от брата Василя, русоволосого красавца, чьи серо-голубые глаза всё еще искрились мальчишеским озорством[131].

– Ну, братцы, все собрались – можем приступать. Во-первых, если кто не знает, у соседей вчера кое-что поменялось. Коцуру прислали из Киева ревком, председателей парторганизации и ЧК, военкома – всего девять шишек. А у Свирида ж и свои есть. После совместного заседания командированных по его приказу утопили в колодце[132], спустили красное знамя над штабом и подняли черное – знамя анархистов[133]. Нам это важно только потому, что Коцур начал открытую войну с российскими большевиками. Мириться с ним незачем.

Члены его ревкома – украинцы Ильченко, Хвещук и Сатана[134] – прислали нам письмо. Предлагают объединиться, скрутить шею Коцуру и поднять над городом флаг УНР. Это мы сейчас обсуждать не будем.

Второй вопрос – необходимость отказа Холодного Яра от явных форм боевой организации и перехода на конспиративный режим, а также временный вывод гарнизона из Мотриного монастыря. Этого требует положение на Украине.

Третий – взаимодействие и связь между нашими силами при новой форме организации.

Четвертый – установление связи с главным штабом нашей армии. Мы даже не знаем, где она и что с ней[135].

Пятый – пока советская власть на местах не окрепла, мы должны внедрить наших людей на ключевые посты во всех прилегающих районах. В первую очередь поможем большевикам организовать милицию в Каменке, на железной дороге. Мы решили, что из Андрия Чорноты выйдет недурной красный пристав.

Слово взял атаман Василь Чучупак.

– Я нарочно вас пригласил, чтобы вместе обсудить положение и найти лучший выход. К сожалению, не приехал Отаманенко или кто-нибудь еще из Бовтышки или Ивангорода. С их округой мы обо всём условимся позже. В конце концов, селам по ту сторону железной дороги уже пришлось приспособиться к обстановке. Мы должны сделать то же самое.

Пока что у нас нет сведений насчет общего положения на Украине. Надеюсь, кое-что расскажет есаул Деркач, когда вернется из Киева. Но одно ясно и так. В настоящий момент на Украине красные ни с кем не ведут полноценной войны. Что происходит на юге, мы не знаем. Впечатление такое, что белые нескоро очухаются после разгрома и смогут перейти к активным действиям – если вообще смогут[136]. По нашим сведениям, на Крым коммунисты много войск уже не шлют[137]. Части, прибывшие из России, бросают на «внутренний фронт» – усмирение повстанцев и выколачивание из крестьян хлеба и оружия. Они торопятся укрепить свою власть на Украине – похоже, готовятся к серьезным операциям на внешних рубежах.

Какая обстановка на западе, что творится с украинской армией, сможет ли она восстановить фронт, который стал бы для нас ориентиром – неизвестно. Хмарины гончары из Цветной[138] передают, что партизанские группы нашей армии, которые недавно тут проходили, имели несколько удачных боев с красными. Также ходят слухи, что к ним пристала немалая часть Галицкой армии[139] – но фронтом это не назовешь. Говорят, что весной большевики будут воевать с Польшей и Румынией. Опять же, это только разговоры[140].

По моим сведениям из отдаленных мест – и вы это единогласно подтверждаете, – народ убежден в том, что по всей стране создается какая-то тайная организация и что весной правительство бросит клич Украине: подняться и перебить врагов всех до одного[141]. У нас в Мельниках только и разговоров, что про тот лозунг – про новых «третьих петухов»[142], которые накукарекают что-то чрезвычайное.

Думаю, это пустые толки. Проходившие тут части нашей армии задели крестьян за живое – вот и всё. Если бы восстание затевали на самом деле, кто-нибудь пробрался бы и к нам. Хорошо, конечно, что слухи не дают людям унывать, подкрепляют. Но действительное положение рисуется далеко не в розовом свете.

Теперь у красных на Украине куда больше вооруженных сил, чем в девятнадцатом году[143]. После отхода деникинцев «товарищи» нас пока что всерьез не беспокоили. Если привлечем их внимание, то вряд ли отобьемся так, как прошлым летом, когда им приходилось бросать против нас фронтовые части. Чтобы нас не ликвидировали, мы должны «ликвидироваться» сами, заранее – перейти на такое положение, чтоб не выделяться среди остальных. Слишком уж вольным стало казачество в наших селах… Кума проведать – с винтовкой, к девушке идет – с винтовкой, еще и саблю нацепит, в церковь из дому – опять же с винтовкой. В Медведовке на базаре торгуют патронами и оружием, будто при Хмельницком.

Итак, открытое ношение оружия придется прекратить. О делении сел на сотни не заикаться. Никаких сходок без крайней нужды. В ближайшие дни всех казаков из Мотриного монастыря переведем в село и на хутора, определим у мужиков под видом родни. Запретим носить форму, ездить на оседланных лошадях.

Когда появится какая-нибудь советская часть, сопротивления не оказывать. «Бродяги» и самый активный элемент из местных возьмет оружие и будет следить за врагом исподтишка. Если аппетиты у красных окажутся скромные, село даст, что потребуют – и пусть идут себе дальше. А если распоясаются, ударим по ним из лесу и выгоним. Но лучше бы, до выяснения общего положения, драки избегать.

Право бить коммунистов уступим их бывшему соратнику