– А теперь они где?

– Рак был полудиким лесовиком, на редкость сильным и дерзким. Про него уже не одна байка ходит. Повздорил из-за чего-то с царской полицией и жил круглый год в чаще, на деревьях или в землянках. На хутора только за едой ходил. Крестьяне его не выдавали. При Центральной Раде вернулся в село, при гетмане опять не поладил с государственной стражей и немцами. Тогда в здешних дебрях пряталось много народу, но этот лесовик всех сторонился, зато вооружен был, что твой бронепоезд. Если кто из властей мужикам гадил, то жить ему оставалось до тех пор, пока Рак его где-нибудь ночью не встретит. Однажды немцы обложили несколько сел контрибуцией за панское добро – так он пробрался в темноте на грушковскую сахароварню, где помещался их штаб, снял трех часовых, умыкнул сундук и раздал по селам деньги.

Немцы облавы на него устраивали – без толку. Погиб по своей дурости. Спутался с женой какого-то лесничего и тот заколол обоих в постели штыком.

Кошевые – это старая казацкая семья из Ивковец. В восемнадцатом году скрывались от немцев в Холодном Яру, а на следующий год принес их черт к Свириду[116]. Пустились в грабежи, обчистили полдюжины возов медведовских и мельничанских, убили двоих холодноярцев.

Эх, что за хлопцы – орлы! Сразу видно старую казачью породу. А гибнут ни за что. Одного белые пристрелили, другого большевики к стенке поставили, еще двоих – наши. И остальным туда же дорога.

Мы ехали несколько километров, пока не показалась развилка[117]. Чорнота махнул нагайкой на столб, который торчал за канавой.

– Посмотри-ка. Во всём свете не найдешь такого столба.

Подъехав вплотную, понимаю, что это молодой ясень с обрубленными ветвями. На них закреплено тринадцать глумливо скалящих зубы черепов. Оригинальное зрелище. На лбу самого верхнего прибита табличка: «Владения Холодного Яра. Чекистам проезд строго воспрещен». Кажется, надпись веселит и самих мертвецов.

– Семь верхних, которые побелее, остались от штаба ударной группы бобринской ЧК во главе с уполномоченным Станайтисом[118]. Нижних не знаю. Это хлопцы мельничанские так пошутили.

– Где они столько взяли?

– Мало ли здесь трупов гниет? В прошлом году лисы так объелись, что кур по хуторам воровать перестали… Задумаешься – по совести, конечно, жалко врагов, люди всё-таки. Но что поделать… Война исключает жалость. Придется нам еще зверей кормить, если нами их не покормят.

Углубляемся в лес и какое-то время едем как придется, по буграм. Просвет между деревьями – перед нами бездонная падь. Внизу ничего не разглядишь, видны только дебри на неровном противоположном склоне.

Царит мертвая тишина. Андрий свистит и звучное эхо, отражаясь от излучин, катится куда-то вдаль.

– Вот он, Холодный Яр…

Едем вдоль яра. Напротив, перескакивая ложбинки, стрелой мчатся две серны, всполошенные свистом. Вглядываюсь в глубину – давно там нет гайдамаков, но память о них в народе жива. Невольно на ум приходит Шевченково:

В этот Яр тогда сходились,

Будто с креста сняты,

Отец с сыном да брат с братом

Для страшной расплаты

С недругом лукавым…[119]

Каким-то угрюмо-величавым был тот овраг. Извечная тайна кровавой и горькой судьбы Украины как будто застыла в его диких очертаниях. Я вспомнил черепа с оскаленными зубами и предостережение Холодного Яра… могучего, немого владыки, что весел, как тысячу лет назад, лишь смертью и войной – войной, не знающей жалости.

Выбравшись на опушку, медленно спускаемся по отлогому в том месте склону. Оборачиваюсь вверх – куда ни глянь, деревья стеной поднимаются до самого неба. На той стороне балки крутой обрыв. По краю, один выше другого, сквозь чащу тянутся валы.

– Остатки укреплений, мимо них в Яр не пройти. Старики говорят, что тут росли два дуба, а между ними висела цепь. Лет сто назад – может, меньше – какой-то кубанец, матерый казак, срубил один дуб и забрал из дупла сокровища. Мужику, у которого взял на ночь пилу и топор, отсыпал пригоршню золотых[120]. На дне узенький ручеек и болотца. А люди рассказывают, что там была река и по ней на лодках плавали. В ручье даже летом вода такая холодная, что босым не устоишь. И вообще, тут прохладно в любую жару.

Спускаемся совсем глубоко. Вверху темнеет лес, ниже разбросаны то там, то сям крестьянские хозяйства. Это Мельничанские хутора – за ними будет и село. Возле одной из хат Чорнота придерживает коня.

– Надо зайти, вдову Явдоху проведать.

Стучим, открываем дверь. У печи возится сморщенная старушка в черной плахте. За столом читают книгу сыновья – два пригожих русоволосых парня. Под образами стоит пара английских винтовок, под лавкой – пузатая жестянка с патронами. На подоконнике выложены рядком гранаты.

Увидев нас, хозяйка всплескивает руками:

– Андриечка, сыночек мой! Давненько ж ты к нам не заглядывал!

Здороваемся со всеми. Чорнота интересуется, как жизнь, что нового. Явдоха вздыхает.

– Да так… Помощи старухе никакой, сама вожусь. Хоть бы ты моим ребятам сказал, чтоб женились – не оба сразу, так один кто. Меня ведь не слушаются. Была бы невесточка молодая – и помощь мне, и в хате веселее…

– Не печальтесь, мама. Врагов одолеем и сразу добудем вам двух невесток.

– Помог бы уже вам Господь! Андриечка, может, есть хотите? Поджарить вам чего-нибудь?

– Спасибо, не надо. Мы на минутку всего.

Почесав немного языки, мы сели на коней, но и километра не проехали, как навстречу нам выскочил из хаты какой-то мужик без шапки.

– Эгей, Андрюха! Слезай, брат! Самогонку выгнал – первый сорт! Баба вареников наварила полный горшок – поможете смолотить!

Андрий спешился.

– У хорошего человека грех не перекусить. Да и проголодался я немного.

Вошли в дом. На столе бутылка и горшок величиной с добрый арбуз. Под образами – винтовки, под лавкой – максим, накрытый паневой. Чорнота поднял её и осмотрел механизм. Хозяин засмеялся:

– И не думай, брат – как рыбий глаз! Как-то раз Левадный нагрянул и чуть не прибил меня за то, что со смазкой переборщил… Да и запылился он немножко.

Сели обедать с хозяином и двумя братьями. Выпили по чарке сливянки, опорожнили горшок и поехали дальше. Вдруг из какой-то хаты выбежала девушка.

– Андрий, зайди-ка на минутку!

– Что, давно не виделись?

– Да нет… Левко захворал. Просит, чтоб ты его навестил.

– Ну ладно. Что с ним такое?

В хате шесть душ девчат и больше никого.

– А где Левко?

– Андриечка, голубчик, не сердись…