Это должно было прозвучать как комплимент, я так полагаю. Но я терпеть не могу, когда взрослые это делают.

– Добрый день, сеньора Эстер. А сеньор Густаво дома? Марта послала меня за ним. Там что-то у нее свалилось в доме, надо починить.

– Какая же я сеньора для тебя? А Густаво и подавно не сеньор. Да ты заходи, мы тебя так давно не видели!

Ну начинается… Я думала, моя миссия выполнена. Но не тут то было… Отказаться было бы не вежливо. Можно подумать, я по горло занята.

– Спасибо, я с удовольствием.

– Густаво, посмотри, кто к нам пришел! Густаво, ты где? – Эстер кричит, как будто у них не маленький домик, а целый замок, и надо бы послать гонца, чтобы разыскать ее мужа.

– Проходи на кухню, я мате приготовлю.

Не успеваю сказать ей, что терпеть не могу этот горький мате, как она уже щелкает чайник. Я, чтобы занять себя чем-то, кручу башкой. Их дом мне раньше казался гораздо больше. Сейчас же я оглядываюсь по сторонам, вспоминая различные вещи: как та высокая и узкая лошадь во фраке и сапогах, держащая в руках старинные часы, словно кролик из Алисы. Помнится, я провела не мало времени, изучая ее. Но никогда не вспоминала до настоящего момента – пока снова не увидела ее. Теперь она не такая страшная и грандиозная. Теперь это просто фигурка лошади с часами. А не одушевленный предмет, который мне очень хотелось отнести на помойку еще четыре года назад.

На стене в кухне у Эстер висят деревянные полки с коваными элементами, которые напоминают мне о том, что я в Аргентине. Баночки с разными специями, тыковка, в которую складывают посудные губки. Все это встречается почти в каждом доме.

Сажусь на стул и неуверенно улыбаюсь Эстер.

– Габриэль? Он не дома? – в надежде на отрицательный ответ, но стараясь звучать безразлично, спрашиваю я.

– Габриэль? – Эстер словно удивляет, что я не знаю, где ее сын. – Да как же. Он готовится к ежегодному конкурсу ферм. Будет танцевать танго. Они с Белен так здорово танцуют вместе! Ты бы видела!

Глаза Эстер горят. Она, несомненно, гордится своим сыном, и строит радужные планы на ту самую Белен.

– Здорово. Я бы тоже с удовольствием научилась танцевать танго. Но, мне кажется, мне досталась мамина неуклюжесть.

– Глупости, я непременно скажу Габриэлю, чтобы взял тебя на репетиции. В танго не надо уметь танцевать, надо слушать партнера, правда, Густаво?

Губы Эстер растягиваются в улыбке своему мужу, который отряхивает кожаные сапоги, заходя в дом. В руках у него плеть для лошадей, но я ни разу не видела, чтобы он ей пользовался. Он обожает лошадей Марты. Я ни раз слышала, как он с ними разговаривает. А когда я была маленькой, то даже думала, что лошади его понимают. Что он знает секретный язык этих грациозных животных. Иногда он разрешал мне прокатиться. Помнится, всегда рассказывал, как зовут лошадь, и сколько ей лет.

Густаво неожиданно для меня хватает Эстер, и крепко прижимает ее к себе, а затем откидывает на одной руке.

– Ухты! – хлопаю я в ладоши и смеюсь.

Мама с папой никогда так не дурачатся. Тем более при чужих людях. И мне всегда кажется это «слишком».

Эстер, похоже, совсем забыла про мате, но я только рада. Мате, по обычаю, передают от человека человеку, и все пьют из одной и той же трубочки, на конце которой небольшое ситечко, чтобы не пропускать листья. Тот, кто придумал этот ужасный напиток, наверное, горит в аду.

Сообщив Густаво причину своего пребывания в его доме, я встаю и наглым образом обманываю, что мне надо идти помогать Марте.

Раскрасневшаяся Эстер машет мне рукой, и провожает до двери. Ее изящные руки отворяют тяжелую дверь с чугунным кольцом, которым следовало стучаться, и тогда я замечаю его…

Кольцо. С синим камнем. Точно такое же…

Нет, не может быть. Огромный камень, который удерживают серебряные завитки. Готова поклясться: оно – копия того, что я видела у ведьмы.

Мотаю головой, и кажется, даже склоняюсь над рукой Эстер.

– Анна, с тобой все в порядке?

Я отвечаю заикаясь, что да, все в порядке, и поспешно выхожу из дома. Уже через два шага меня догоняет Густаво. Он, как обычно, одет в белую блузу с широкими рукавами и шаровары, заправленные в кожаные сапоги. На шее красный шерстяной платок, паньэло, а на голове – шляпа.

– Вы всегда так одеваетесь? – задаю идиотский вопрос я. Но в свое оправдание, сейчас я не могу мыслить здраво.

Густаво улыбается и говорит, что его отец был гаучо, и отец отца. Так что ему привычна эта одежда. Он театрально тянет штаны в разные стороны, словно девочка на новогодней ёлке.

– Она элегантна и удобна.

В чем я, лично, сомневаюсь, хотя мне не сейчас не до мужских подштанников.

Синий перстень… Синий перстень … Так и крутится у меня в голове. Неужели он что-то значит? И как так вышло, что две разные женщины, на абсолютно противоположных концах света, имеют одинаковые украшения? Дело в том, что это не какое-то там кольцо массового производства. Типа двух золотых шариков, которые до сих под носит добрая половина граждан бывшего СССР. Это особенное кольцо. Я уверенна.

Меня не покидает чувство, будто я приоткрыла тайну вселенной, доступную только ограниченному числу людей. Я на пороге великого открытия!

Густаво что-то говорит про национальные костюмы, но я почти не слушаю.

– А в России, на фермах ходят в национальных костюмах?

– У нас не фермы, а деревни. И в отличие от ваших ферм, все, что они приносят – это убытки. Я хоть не была ни в одной, но, сомневаюсь в том, что девушки разгуливают там в расшитых сарафанах. Мне кажется, там чаще встретишь "Аддидас" с китайского рынка, чем лапти да кокошник.

Густаво громозвучно смеется, и хлопает меня по плечу, как бы говоря, что было весело, но ему пора приняться за дело.

И я снова не против.