Шрифт:
Закладка:
– Кажется, я поцарапался.
– Смотри, какое здесь небо, – сказала девушка, проигнорировав жалобу Никиты. Она запрокинула голову, посмотрела на звезды, затем перегнулась через поручень и увидела отражение луны в воде. – Где еще такое встретишь?
– Да, очень красиво, – согласился Никита и потянул Рамуте за руку.
– Ты не романтик.
– Еще какой. Просто не люблю слоняться по ночам неизвестно где.
– Точно не романтик.
За мостом узкая тропинка вела через лес в сторону дома, свет из окон которого пробивался сквозь ветки.
– Рами, прошу, смотри под ноги, – сказал Никита и переступил через лужу.
Девушка шла по грязи, не обращая внимания на то, что обувь испорчена, что штаны по колено испачканы, что от каждого ее шага брызги разлетались и попадали Никите на брюки. Ей не терпелось продолжить игру.
– Ого. Никита, иди скорее, смотри.
Они остановились у дома. Двухэтажное строение окружали скульптуры из камня. У некоторых из них на манер греческих статуй не было рук, у других за спиной красовались крылья, третьи лишь отдаленно напоминали силуэт человека.
– Круто. Скажи?
– Не то слово, – буркнул Никита и пошел ко входу.
– Точно не романтик, – прошептала Рамуте и двинулась за ним.
Никита трижды постучал в дверь привязанном на шнурке молоточком, но никто не ответил. Парень вновь постучал.
– Звони. Не слышит.
– Наверное, он на втором этаже. Видишь, окна светятся?
– Или человек уже спит… – Рамуте причмокнула, отодвинула Никиту в сторону и потянула за ручку. Дверь оказалась незапертой. – Идем.
– Рами, это незаконно.
– Жди меня здесь. Но тогда ты точно будешь не романтик. И трус. – Она хмыкнула, пропуская Никиту идти первым.
В полупустом доме на кирпичных стенах были развешаны бесчисленные картины. Некоторые из них были закончены, другие представляли собой эскизы. Под потолком висел светильник в форме металлической рогатой головы тигра, приглушенный свет которого создавал в доме таинственную обстановку. Из мебели по углам были расставлены винтажные стулья и разбросаны разноцветные подушки и пуфы разных размеров.
– Есть кто дома? Мы заходим, мы уже внутри, – крикнул Никита и пошел за Рамуте по лестнице на второй этаж.
Он дотронулся и отдернул руку от шершавых резных перил. Ему показалось, что пальцы коснулись чего-то живого. Холодного, мерзкого и живого. Мурашки пробежали по спине. Никита остановился.
– Никого. – Рамуте вышла из комнаты и вернулась к лестнице. – Там мастерская, повсюду краска. – Она потерла испачканные ладони. – Только краска, и никого.
– Давай выйдем на улицу и позвоним…
– Что вы там делаете! Предупреждаю, у меня есть оружие! – неожиданно раздался голос.
Внизу стоял мужчина лет тридцати-сорока. В бандане, в майке без рукавов и закатанных до колен джинсах. Он что-то прятал за спиной.
– Здравствуйте, Кристиан. Извините, было открыто, и мы с Рами решили без спроса…
– Мы звонили тебе. От Валентина.
Кристиан расслабился. Он достал из кармана телефон, проверил.
– Ты сказал, ждать вас в десять. Сейчас без четверти двенадцать.
– Кристиан, сюда не просто добраться.
– Вы почти на два часа опоздали. – Он вернул телефон в карман и недовольно хмыкнул. – Человек, который не ценит чужое время… – Он вздохнул. – Ладно, проходите. Хотя вы и так уже прошли. – Он покосился на приоткрытую дверь мастерской и отложил нож, который прятал за спиной. – Что вам от меня нужно?
– Это Рами, а я…
– Меня зовут Рамуте, – перебила девушка Никиту.
Перебила и кивком напомнила ему, что по дороге договорились о том, что на этот раз только она будет задавать вопросы. Правильные вопросы. И не сорвет встречу, не превратит ее в цирковое шоу с гимнастами в грязных трусах.
– А это мой… – она сделала паузу, подбирая слово, – мой помощник Никита. Как он уже говорил тебе по телефону, мы журналисты. – Девушка спустилась по лестнице и подошла к Кристиану.
Никита прошел следом. С такого расстояния он рассмотрел хмурое лицо художника. Его босые волосатые пальцы на ногах, его потертые джинсы, цвет которых невозможно было определить из-за слоя краски на них. Его мускулистые руки, плечи и странный взгляд. Этот взгляд. Его глаза смотрели перед собой. Не на Рамуте, не на Никиту. В пустоту. В какой-то момент Никита подумал, что, возможно, перед ним слепой.
– Раз вы от Валентина, я готов к диалогу.
– Спасибо.
– Сюда. – Кристиан развернулся и пошел к одному из пуфов. Долго вертелся, выбирая удобное положение, а когда наконец уселся, кивнул, мол, готов к общению.
Рамуте и Никита тоже сели.
– Скажи, Кристиан, над чем ты сейчас работаешь?
– Не-а. Не тот вопрос. Ты не смотри, что я моложе его, чувствую все не хуже учителя. Спрашивай, что на самом деле тебе интересно.
Рамуте не смутилась, сделала вид, будто что-то записывает, и как ни в чем не бывало продолжила:
– Правда, что вы являетесь учеником Валентина?
– Опять не то. – Кристиан усмехнулся. – Хитришь. Спрашиваешь, хотя и так знаешь ответ. Что ж. Тогда я задам вопрос. Можно?
– Почему бы и нет? Конечно, спрашивай.
– Ты знаешь, что такое галлюцинация?
– Да. В общих чертах, – ответила Рамуте, пытаясь завязать доверительную беседу и разговорить собеседника.
– В общих чертах – не ответ. Я поясню. Галлюцинация пытается прорваться в реальность. Так принято считать.
– Допустим.
– Но что, если объективность и есть галлюцинация? – Он сделал паузу, ожидая, что скажет Рамуте.
– Если честно, не совсем улавливаю суть разговора.
– Ты смотришь на стол. – Он указал рукой на пустое пространство перед собой. – Видишь за ним гостей. Общаешься с ними, чувствуешь их реальность. И до тех пор, пока кто-нибудь не поставит под сомнение эту реальность, они не галлюцинации.
– Допустим, – нерешительно ответила Рамуте.
– Что, если реальность с помощью радиоволн пытается прорваться во всеобщую галлюцинацию? Как тогда? Ты, или он, или я. Или этот стол. А? Реальности нет. Ее нигде нет. Сплошь волны.
– Думаю, до тех пор, пока личное помешательство не вредит окружающим, любой человек вправе сходить с ума, как ему вздумается.
– Сходить с ума? По-твоему, те из нас, кто не мыслит привычными тебе шаблонами, – сумасшедшие?
– Нет. Пожалуй, я не так выразилась. Думаю…
– Замолчи, женщина! Мне больше не интересно, что ты думаешь! – Кристиан привстал и тут же вновь уселся на удобный пуф.