Глеб поджидал их возле подъезда. Он протянул Павлу руку и представился. Павел пожал её и осознал, что этот долговязый тип ему очень не нравится, в голову сразу же ворвался поток уничижительных эпитетов: «Враг! Мразь! Хитрожопый тощий ублюдок!..» Глеб же, совершенно беззлобно, мысленно назвал Павла «мелким очкариком», а вслух радушно произнёс: «Рад знакомству».

– У тебя всё готово? – поинтересовалась Агата.

Глеб кивнул, и они направились к остановке. В Павле наконец пробудилось запоздалое любопытство по поводу предстоящего дела, но от вопросов он решил воздержаться. Он гордился, что за последние месяцы научился сдержанности. Для него одно сейчас было важно: королева рядом. Идёт с ним бок о бок. И исходящее от неё разноцветное свечение сегодня было особенно чётким. А с долговязым Павел решил потом разобраться. Как? Он пока не знал, но не сомневался, что ближайшие дни посвятит построению плана по его ликвидации. Никто не должен стоять между рыцарем и королевой! И уж тем более, не этот несуразный выскочка. Новая акция? Давно пора. Служение королеве требовало постоянных действий, иначе утрачивалось самоуважение, и накрывала сонная апатия, а после уничтожения тех алкашей уже прошло несколько месяцев. Пора, пора просыпаться!

На остановке какой-то парень взглянул на Агату, Павла и Глеба, и ухмыльнулся, видимо расценив эту троицу как образец нелепости.

– Ну и что тебя так развеселило, мудак? – злобно спросила Агата, подступив к нему вплотную.

Он стушевался и поднял руки в примирительном жесте. Весь его вид говорил: мне проблемы не нужны.

Павел смотрел на Агату с восхищением, а Глеб, когда понял, что конфликт улажен, промолвил с лёгкой иронией:

– Жёстко ты с ним.

– Ну а чего он? – буркнула в ответ Агата.

– А мы ведь втроём действительно забавно выглядим.

– Знаю, – она покосилась на стоявшего чуть в стороне низенького щуплого Павла, потом демонстративно смерила взглядом высокого Глеба и впервые за многие месяцы от души засмеялась. Смех перешёл в неудержимый хохот, который поддержал Глеб. А Павел поглядывал на них сурово, ему не нравилось это весёлое единодушие. Он ревновал. Умеренная злость на долговязого сменилась ненавистью.

Подъехал автобус. Агата, Глеб и Павел забрались в салон и через двадцать минут вышли на остановке за пределами города.

С другой стороны шоссе, вдалеке за заснеженным полем, перемигивались огни деревни. Глеб, поёжившись, кивнул на чёрную стену хвойного леса за остановкой.

– Нам туда.

Он вытащил из спортивной сумки электрический фонарик, включил его, направил луч на уходящую в лес дорогу и посмотрел на своих спутников.

– Минут через тридцать будем на месте.

– Ну и чего мы ждём? – хмыкнула Агата. – Потопали.

Она поправила свою новую шапку, к которой ещё не привыкла, и двинулась к лесу. Глеб и Павел, не медля, зашагали следом.

Снег скрипел под ногами, зимний лес был безмятежен и мрачен. Глядя на дорогу перед собой, Агата думала о своём будущем. Она твёрдо решила всё в своей жизни изменить, и её удивляло, почему эта идея не пришла в голову раньше. Неужели, чтобы вырваться из замкнутого круга серого однообразия, нужно было всего лишь увидеть парящий в воздухе водяной шар? Сегодняшняя Агата плохо понимала и не слишком уважала себя вчерашнюю, ту, что окутала себя коконом безразличия. Она не могла припомнить, чтобы за последние годы в её жизни происходило что-то значимое. Ни большого горя, ни особой радости. Когда с утра просыпалась, с полным равнодушием сознавала, что этот день ничем не будет отличаться от сотен других. Какое-то жалкое существование, когда не хочется ничему учиться, потому что не видишь в этом смысла, ведь жизнь от этого не станет ярче. Прошлое, настоящее будущее – как одна ровная серая полоса, и даже не идёшь, а ковыляешь по этой полосе, успокаивая себя тем, что ты один из миллионов таких же ковыляющих, что всё это естественно и нормально. А яркая жизнь в телевизоре и на страницах книг кажется какой-то ложью, радостным спектаклем, что разыгрывается в иной вселенной. Балы в шикарных дворцах, огромный лайнер, плывущий в сторону заката по прекрасному океану, безумные карнавалы с танцами и фейерверками, голубые лагуны с пальмами – всё это лишь картинки на экране. Читала книги, смотрела фильмы, рисовала, но это было ничем иным, как неосознанное заполнение пустоты. И нет, поняла она вдруг, внутренний бунт начался, пожалуй, не с водного шара. Он зародился в ту секунду, когда она решила отвести пострадавшего в драке Глеба домой. Именно тогда упала первая костяшка домино, и теперь невыносимо хотелось, чтобы следующие костяшки падали и падали. Чтобы постоянно происходило что-то неожиданное. Такое, как это путешествие по лесной дороге в компании людей, которых она не слишком-то и знала. И не важно, получится ли вызвать этого Хранителя Тайн или нет, главное – костяшки продолжали падать.

Агата взглянула на Павла. Само его присутствие здесь тоже было событием, которое вчерашняя Агата даже допустить не могла. Кто он? Тихий ботаник? Судя по виду, Паша-очкарик и мухи не обидит, но… Агате было не по себе от его покорности, и её настораживало, что он до сих пор не поинтересовался, куда они следуют. Это ведь не нормально. Нет, с ним явно что-то не так.

Фонарик в руке Глеба высветил с правой стороны дороги останки ограды – ржавые столбы, рваные клочья сетки рабицы. А дальше, за еловым сухостоем, темнел силуэт здания.

Когда приблизились к бывшему туберкулёзному диспансеру, Агата вспомнила слова Глеба про то, что это плохое место. Её восторженного приключенческого настроя поубавилось. Уж больно жутко выглядело здание, в котором когда-то в страшных мучениях погибло множество людей. Как гигантский, потрёпанный временем склеп. А эти окна… словно чёрные раззявленные рты, готовые поглотить всех и вся. Ох уж это богатое воображение – дар и проклятие в одном флаконе. Взгляд Агаты скользил по растрескавшимся стенам из жёлтого кирпича, по покорёженным водосточным трубам. Всеми силами стараясь подавить страх, она твердила себе, что это всего лишь пустое полуразрушенное здание. Таких тысячи в России, и тут нечего бояться.