одну землянку для отдыха, да еще под охраной партизан, командование отряда гарантировало себя от возможных осложнений на тот случай, если бы Киселев и его друзья оказались не чекистами, а за: сланными в отряд фашистскими агентами. Одобрив про себя эту осторожность и тактичность командира отряда, он повел своих ребят на отдых в землянку, около которой уже расхаживал часовой, а в непосредственной близости расположилась еще группа партизан.

Когда наступил вечер, партизаны разожгли костры. Багровые и тревожные отблески огня вырывали из темноты небритые и худые лица бойцов.

- А не опасно? - спросил Киселев начальника разведки.

- Время сейчас другое. Немец стал не тот и в лес по ночам боится соваться, предпочитает отсиживаться в деревнях, - ответил он, грея огрубевшие руки у костра. Эхо наступательных боев Советской Армии основательно подорвало вражескую самоуверенность. Поэтому партизаны могли позволить себе такую роскошь, как разжечь костер, подремать и обогреться. А поздно ночью командир отряда получил из Белорусского штаба партизанского движения радиограмму, в которой подтверждалась личность Киселева и было указание оказать ему и его группе необходимую помощь. Вместе с ней пришла еще одна радиограмма. В сопроводительной указывалось, что эту радиограмму необходимо вручить лично Киселеву.

Приняв радиограммы, радист прислушался к шуму в эфире. Услышав голос Москвы, затаил дыхание. Левитан читал приказ Верховного главнокомандующего. Быстро записав текст, радист передал его командиру вместе с ответом Центра.

- Объявить приказ Верховного завтра во всех взводах! - приказал командир дежурному по отряду.

Сообщение Московского радио было для партизан дороже хлеба. Боевые успехи Советской Армии вселяли новые силы и звали партизан на новые ратные подвиги.

Начальник разведки облегченно вздохнул, узнав, какой ответ получен из Москвы. Через десять минут Киселев был уже в штабной землянке, где ему была вручена радиограмма Центра… В радиограмме Центра указывалось, что задача группы Киселева остается прежней. Она должна действовать автономно, разработав надежную безличную связь с партизанским отрядом для передачи разведданных по рации партизанского отряда в Москву. Тулин сообщил также Киселеву, что руководство разрешает восстановить связь с «железнодорожником», и если Киселев найдет возможным и целесообразным, то пусть постарается обеспечить через этого агента всю группу документами и работой…

Вопрос установления безличной связи с отрядом вызвал немало трудностей. Партизаны имели несколько тайников в Лиде, Мостах, Желудках, Дятлове, через которые они получали информацию от своих людей, проживающих на легальном положении. Но никто из группы Киселева не мог воспользоваться этими тайниками и явками, так как они не имели надежных документов, позволяющих появиться в населенных пунктах, где хозяйничали немцы и полицаи. Направлять в отряд связных Киселев также не мог. У него было мало людей, да и проход через блокаду, которую установили немцы вокруг партизанского края, всегда сопряжен с риском -гибели связника. Оставался еще один путь - связь со штабом отряда по рации, пусть даже маломощной, которую бы немцам было трудно запеленговать, но посредством которой могли бы передаваться разведданные в отряд, а отсюда по рации они бы поступали в Москву.

У партизан не было лишней рации, но запасная имелась на хуторе Случака, и Киселев принял решение согласовать с командованием отряда проведение операции против фашистской засады на хуторе для выяснения обстоятельств провала явки и извлечения из тайника рации. Предложение Киселева было принято. Началась разработка операции, главная цель которой состояла в том, чтобы выманить немцев с хутора и уничтожить их на проселочной дороге, ибо партизанская разведка установила: появление солдат на хуторе не случайно, ведут они себя скрытно, и сделала правильный вывод, что все это похоже на засаду.

ПРОЕКТ «ПРИВЯЗЫВАЕТСЯ» К МЕСТНОСТИ

Рассветало. Резкий телефонный звонок повторился и поднял Альберта Шульца с теплой постели. Накинув на плечи любимый халат восточной работы и ругаясь про себя, что его разбудили в такую рань, он подошел к телефону.

- Слушаю, - сказал он недовольным голосом, взяв трубку.

- Прошу извинить, гауптштурмфюрер, - произнес дежурный, - только что звонили из Минска и просили передать, что вас сегодня во второй половине дня на станции Скрибовцы будет ждать инженер Эттингер.

Сон как рукой сняло. Уполномоченный гестапо на участке железной дороги Лида - Мосты - Гродно Альберт Шульц знал, что этот псевдоним принадлежит штандартенфюреру СС Эриху Эрлингеру. Рушился план его приятного времяпрепровождения в Гродно, и очень не хотелось оказаться в Скрибовцах, там, где активизировались партизаны. Это значило подвергать свою драгоценную жизнь опасности, ибо он был глубоко убежден в том, что его жизнь нужна фюреру и рейху. Если бы он услышал от кого-либо слова, что фюрер сможет проиграть войну, то немедленно поставил бы этого человека к стенке, хотя весной сорок четвертого года поражение фашистской Германии стало для многих реальным фактом. Это понимали в немецком генералитете, где назревал в обстановке строгой секретности заговор против Гитлера, и только фанатически настроенные, одурманенные геббельсовской пропагандой офицеры и солдаты типа Шульца, которых было немало, не сомневались в победе, объясняя поражения на фронте «прямым предательством генералов вермахта», и верили словам Геббельса, что «фюрер еще скажет свое слово и весь мир вздрогнет от нового оружия».

То, что он был удален из личной охраны «вождя нации» и даже из охранного батальона концлагеря Заксенхаузен, где «боролся за чистоту расы с недочеловеками и прочими», Шульц объяснял происками врагов рейха. То, что суд СС судил его за присвоение почти килограмма золота - колец, браслетов, корпусов часов и коронок зубов, которые должны были попасть в сейфы бригаденфюрера СС Франка, начальника административно-хозяйственного управления СС в Берлине, на Унтер-дер-Эйзен, а не в карманы Альберта Шульца, расценивалось самим Шульцем как прискорбная случайность.

Ссылка в Белоруссию для борьбы с партизанами, которые не только оборонялись, но и нападали, перевернула все понятия в голове гауптштурмфюрера. Он привык стрелять в заключенных, не ожидая от них никакого отпора. Поэтому, использовав кое-какие связи и получив теплое местечко представителя гестапо на железной дороге, Шульц старался поменьше появляться в таких местах, где была возможность попасть на мушку партизану.

Однако приказ есть приказ! И Шульц, проклиная все на свете, отправился в Скрибовцы, надеясь, что ему не придется лезть в драку с партизанами лично, но весьма возможно, что его старый друг, шарфюрер Алоиз Габриш, который тоже вылетел из «СС-Ляйб-штандарт Адольф Гитлер», устроит ему один-другой вечер с выпивкой, а может, и с женщинами, так как служит он в Скрибовцах и знает там всех вдоль и поперек.

Первый же разговор с «инженером Эттингером» убедил Шульца в том, что ему придется провести на