Шрифт:
Закладка:
Традиционное общество создало множество мифов и эпических сказаний, в которых с помощью различных структурных и художественных приемов и методов создало энциклопедическую картину своего мира и дало множество рецептов решения конкретных бытовых, психологических и социальных проблем. Основная территория формирующейся цивилизации все еще оставалась ареной действия обычного права и прежних этноментальных структур. Это означало, что для большинства населения формирующегося «христианского» мира будущее все еще было открыто и неведомо. «Дохристианское» язычество необходимо было подчинить, иначе конфликт двух систем миропонимания мог стать причиной не только множества конкретных «случайных» конфликтов, но, в принципе, и возможной гибели самой цивилизации. Религия, таким образом, должна была решать и футурологические задачи на самых различных уровнях. Сейчас эту функцию в какой-то мере взяла на себя фантастическая литература, боящаяся неочевидности этно-социально-политического развития человечества и непредсказуемости набирающей силу науки. Это видно, в частности, из творчества Р. Брэдбери, который пытается как бы предвидеть разнообразие итогов социального и научного развития и успеть подготовиться.
Самое лучшее из языческих рецептов было использовано в библейских текстах, житиях святых, проповедях и, разумеется, добавлено много новых рецептов и моделей. Если миф работал в достаточно узком кругу (семья, род, племя), только в конце античной эпохи появляются исторические мифы, отражавшие межплеменные отношения, то христианство становится на длительный срок «абсурдным», ибо выходит за пределы конкретно-культурных представлений.
Естественно возникающая задача обоснования «истинности» христианства, т. е. эффективности его рецептов в мультикультурном мире, и нарастающий интерес в этом мире к новой религии обусловили взрывообразный рост литературы. Это была, пожалуй, после изобретения письменности, следующая информационная революция. Именно в это время достаточно хаотично и спорадически возникавшие произведения начинают окончательно оформляться в явление, которое и может быть названо литературой. В немалой степени это было связано с тем, что серьезной эрозии подверглись прежние информационные механизмы, действовавшие в рамках небольших общин или, в лучшем случае, региональных этнополитических конструкций. Именно литература выводит информационные потоки за пределы первоначальных (кровнородственных) молекул и тем самым создает новое информационное пространство, особенностями которого станут сложность и даже зачастую непредсказуемость информационных потоков, сложная и противоречивая конвергенция достаточно развитых и независимых культур, выход новой парадигмы далеко за рамки прежних, более или менее близких в этнокультурном отношении регионов. Начинает формироваться своего рода «астральное» информационное поле цивилизации, выходящее за пределы ее «физического тела» (империи).
Первая фаза развития новой литературы была связана с фиксацией прежнего опыта, его сопряжением с новыми идеями (новое вино вливается в старые меха). Эта фаза получила наименование раннехристианской литературы (I–VI вв.). Если когда-то ходящие в устном виде сюжеты записывались и соответственно редактировались чаще всего по приказу правителей (например, запись Гомера по указу Писистрата), то теперь основная масса литературы идет «снизу» (гимны, «Элегия» Григория Богослова, сочинения Нонна Панополитанского и др.).
Соединение формирующейся религиозной философии и литературы дало начало особой форме – харизматической литературе. Образцом для подражания здесь становится новозаветный блок – Евангелия и Апокалипсис, дополненные нарративными Деяниями апостолов и посланиями. В той или иной степени им будут следовать Жития святых, церковные истории, Исповедь Августина. В свое время и в ближневосточной литературе был заметен такой мощный всплеск харизматической литературы, что под его влиянием пошло последующее развитие литературы на всем так называемом аврамическом пространстве (Десять заповедей, Псалмы, Иов, Экклезиаст). И в том и другом случае мы имеем дело, что называется, с медовым месяцем философии и литературы. И то, и другое в это время носит явно полемический и «абсурдный» характер.
Первоначальным результатом соединения философии и литературы станет нерасчлененный текст (Библия). Именно Библия становится и образцом «книги» как таковой, ибо ей подражают, но и основой последующей «литературы». Она являет собой нерасчлененный текст, в рамках которого, с современной точки зрения, экклектически слиты самые разнообразные жанры (проза, поэзия, философия, право и т. д.), но именно это позволяет ей иметь множество социально полезных функций: информационно-коммуникативную как универсальную и изначальную, эстетическую, этическую, познавательную (зарождается энциклопедизм как круг необходимого и самодостаточного «знания»), идеологическую. Ее комментируют, ее сюжеты активно используются и даже становятся основой для множества жанров, они лежат в основе этических представлений и служат им иллюстрациями, дают начало правовым, политическим и другим представлениям или, по крайней мере, обосновывают их легитимность и важность.
Библия как текст и есть проявление «встречи» философии и литературы, образец того, каким должно быть их сотрудничество. Евангелия в особенности стали образцом и формой распространения «истины», адаптации новых идей к старым культурам. В них фактически содержится определенная «программа» корректировки не только социокультурных парадигм евразийских народов, но и самой Библии. Этот текст в определенной степени устарел. Его обновляют не только путем нового перевода, но и новой трактовки его идей. Любой текст может быть одновременно и полезен и опасен. Отказаться от библейского текста цивилизация не могла, ибо в нем содержалась развернутая и весьма перспективная система идей, которая идеально подходила для нового «мира». Нужно было лишь убрать излишний акцент на этничности в ветхозаветном тексте и универсализме и альтруизме И. Христа. Евангельский блок блестяще выполнил эту задачу, подобно компьютерному вирусу, который уничтожает определенные файлы и заменяет их своими.
Здесь нужно учитывать и то, что в культуре должен быть консенсус философии и литературы, точнее, их расположение в виде дроби, где место философии в числителе. Но в переходные («вывихнутые») века он разрушается. Происходит «восстание» человека, что приводит к росту «самиздата» и популярной литературы. Это воспринимается как знак. Как писал в свое время Э. Гуссерль, происходит «поворот от мира науки к миру жизни». Стремительно растет количество пророков. Среди них были не только шарлатаны, но и искренние люди.
В различных сферах жизни появляются харизматики. Соединение религии, философии и литературы одним из своих результатов имело появление харизматических авторов. Слово хари́́зма (греч. χάρισµα, «милость», «божественный дар», «благодать») в настоящее время обозначает, как правило, некие исключительные свойства, которыми наделён лидер в представлении своих сторонников, прежде всего эмоционально-психические способности. Харизма считается присущей пророкам, царям, политикам, полководцам, руководителям и т. п. (Будда, Мохаммед, Моисей, Христос, Лютер, Кальвин, Чингисхан, Наполеон, Гитлер, Ленин, Сталин, Ганди). В социологию термин ввёл Э. Трельч.
Если же исходить из того, что важно в данном случае не столько структурное (из чего состоит),