Шрифт:
Закладка:
А вот возьму и женюсь. Примут ли меня в дом? Если не примут — тем лучше. Будет ясность. Без нее я задохнусь. Это — как воздух. Раз уж мы с Жанной из прошлого века — сделаю предложение, попрошу руки. И пусть родители благословят нас, раз уж так. Однако же союз наш будет недолговечным. Я это чувствую. Это будет наша взаимная ошибка, если мы ее совершим. Потому что вечно, всю жизнь встречные женщины будут напоминать мне кого-то. Я обречен.
Я обречен, женюсь: пора. И мне пора, и Жанне. Квартира у меня есть, заживем. Женюсь и переквалифицируюсь на юрисконсульта. Пока Константин Федорович — начальник отдела, зятю работать в отделе неприлично. Женюсь — и гора с плеч.
Вот, думаю, что главное сейчас для меня, а не все эти версии, алиби, поиски, расследования и упущенные шансы. В меня никто не влюблен? Возможно. Женюсь без любви. Женюсь, потому что этого хотят Константин Федорович и Елена Ивановна. А они этого хотят — могу поручиться. Женюсь, — не я первый, не я последний.
Зима, а снега нет. Выпадет снег — походим вместе на лыжах. Будем прогуливать подрастающую смену перед сном. Темно, говорите, не видно? А мы пройдем, где светлей. Ну, собачонки мои, пошли.
Поднимаюсь к себе на этаж, отпираю ключиком дверь. Я как будто пьян. Как будто напоили меня и бросили, а мне и одному расчудесно. Вот, думаю, звякну сейчас Жанночке и, если она подойдет, сделаю ей предложение. Как-никак живем в двадцатом веке, и есть на то телефоны. Надо спешить — пока до видеотелефонов не дошло. Боюсь румянца.
А если подойдет не она, значит, не суждено. Положу трубку. Понедельник — день тяжелый, хотя еще и не понедельник.
Включаю свет, сажусь не раздеваясь, набираю номер.
Занято. «Спартак» продул «Химику», а у нас ничья. Хватит, пожалуй? Нет, я еще не перебесился.
Приезжий, аэропорт, номер рейса, связи, связи, связи. А если пофартит? Если размотаем без связей?
Еще набираю разок. Длинные гудки. Вообще никто не подходит — принимают гостей. Может, все-таки хватит? Нет, я терпелив.
Ну, вот она, моя судьба: трубку берет Жанна. С ума я спятил, что ли?
— Гляньте, пожалуйста, — говорю, — на письменном столе… Я, кажется, забыл у вас записную книжку.
— Сейчас посмотрю, — отвечает она. Пауза.
А я гадаю: ушли уже Мосьяковы или еще сидят? Как будто это имеет какое-то значение для меня. Но мне почему-то кажется, что тон ее, сдержанный, — это из-за них.
— Нету, — говорит. — А вы не ошиблись?
— Значит, ошибся. Поищу у себя.
Искать мне нечего и добавить — тоже; прошу извинения: книжица у меня в кармане.
6
Был конец квартала, конец года, на «Сельмаше» дожимали план, а я — с благословения шефа — мотался по цехам, осуществляя давнишнее свое намерение нарисовать критическую картину классического аврала. Когда настроюсь — хватка у меня мертвая, и с пустяками ко мне не подступайтесь. Для Лешки — по причине его неотразимой обаятельности — мною сделано было исключение. Но как удалось ему напасть на меня в заводских лабиринтах — ума не приложу.
Возникла такая мысленная связка: Бурлака — Кручинин.
В воскресенье были дерзко нарушены устоявшиеся нормы нашего с Линкой семейного сосуществования: без официального повода мы совершили совместный набег на владения полковника Величко. Повод был более чем неофициальный: моей супружнице загорелось перекупить у Е. И. какое-то заманчивое издельице не менее заманчивой обувной фирмы, а я — подчеркиваю: добровольно! — взялся содействовать этой сделке.
Что толкнуло меня на столь благородный шаг? Что-то, наверно, толкнуло. У каждого, наверно, есть в мозгу сигнальная лампочка, которая загорается только в исключительных и, я бы сказал, аварийных случаях. Что предвещал мне внезапный сигнал — об этом распространяться не стану, да и вообще не намерен когда бы то ни было возвращаться к этому. Лампочка загорелась — вот и весь сказ. А загорелась она после того вечера — у Жанны. Я понял так: мне нужно повторить этот вечер, и хотя всего, конечно, не повторишь, но хотя бы отчасти. Клин вышибают клином, — больше ничего не скажу. Я никогда не унизился бы до такой степени, чтобы явиться в дом К. Ф. без Линки. С Линкой я был при деле: мне надлежало посредничать в торгах. «Тебе Елена Ивановна не откажет» — это подлинные Линкины слова.
Ну что ж, предложил я Бурлаке, могу поводить тебя но территории, коль интересуешься и коль время позволяет; автоматику покажу; в твою бытность работягой такого еще не было. Он, однако, автоматикой не заинтересовался.
Мы шли с ним через цех по мостику — вдоль поточной линии; тут-то и возникла связка: Бурлака — Кручинин. Не скрою: я думал о Жанне.
С первого же знакомства — в служебном кабинете — Кручинин произвел на меня приятное впечатление. Мне нужен был мостик, который я мог бы перебросить из этого цеха в тот служебный кабинет. Зачем? Долг перед Жанной?
— Ты его давно знаешь? — спросил я у Лешки.
Мостик привел-таки нас к Борису Кручинину, и хотя с Лешкиной стороны недвусмысленно проявлялись первые признаки нетерпения, следовало, облокотясь на перильца, передохнуть и с пристрастием обозреть окрестность. Беспристрастным чувство долга не бывает.
На свете двое ответственны за Жанкину судьбу: она сама и я. Мамам и папам давно пора отходить в сторонку.
Как водится, я много чего насочинял: воображаемая лампочка, воображаемый мостик, воображаемые перильца. Кроме того, я подумал о том, что у каждого волевого человека должна быть под рукой аварийная кнопка. В тех исключительных случаях, о которых я говорил, нужно ее нажимать. Это не просто, но без этого потеряешь всякое уважение к себе. Нажимай кнопку, Мосьяков. Я нажал — сразу же после того вечера. Я нажал — и сигнальная лампочка погасла. Советую всем, имеющим склонность к приливам грусти, припадкам ярости, нежным и грубым чувствам, взрывам любви или ненависти, ревности или жертвенности, умопомрачения или умопомешательства, обзавестись таким полуавтоматическим устройством. Кнопка нажата — авария предотвращена.
Прищурившись, поведя плечом, Лешка вслед за мной облокотился на воображаемые перильца и тоже вгляделся в окрестность, как бы отыскивая ответ на мой вопрос, но точного ответа не нашел
