сделанные мною, когда я был двадцатилетним юношей; и сделал я их с полнейшим удобством для себя и с некоторым удовольствием для других. День, потраченный мною на набрасывание их, нисколько не утомлял меня, а, напротив, доставлял мне бесконечную отраду. Я теперь лучше знаю, чем должен быть рисунок; но усилия, употребляемые мною, чтоб правильно выполнить мою работу в течение часа, так утомляют, что после я уже никогда не забочусь о том, чтоб взглянуть на этот рисунок.

85. Правда, люди, обладающие большой и действительной силой, выполняют самые лучшие дела сравнительно легко; но вы никогда не услышите, чтоб они говорили о той отраде, какую простые художники испытывают при частичном успехе. Тут не о чем сожалеть; всем людям определено наслаждаться, но очень немногим – одержать победу.

Я не думаю, что заставляю вас бесполезно тратить время, останавливаясь на этих простых нравоучениях. Из тех фактов, которые я установил, мы должны извлечь следующий великий принцип для всякого рода усилия; а именно, что мы должны стараться делать не абсолютно лучшее, а то, что легко в пределах наших дарований и что соответствует нашему темпераменту и окружающим нас условиям.

86. В ваших образовательных сериях имеется литографический рисунок старого дома в Страсбурге, сделанный Праутом. Деревянная резьба на нем в стиле хотя и местном, но начало которого очень отдаленно. Деликатная архитектура Италии в эпоху Возрождения была даже в лучшие периоды несколько извращена тенденцией, в силу которой выпуклые массы находились у основания колонн; резчики по дереву в XVI столетии взяли эту выпуклую форму за основной элемент для орнамента, и эти страсбургские окна являются только подражанием со стороны немецкого крестьянства тому, что в самых тонких образцах нужно искать у Дуомо ди Бергамо[56].

Но эльзасский бюргер или крестьянин более наслаждался этим грубым своим подражанием и применял его смело и открыто к размерам своего дома и к прожилкам толстых бревен, из которых он его строил, чем изысканный итальянец наслаждался разноцветной роскошью мраморов; и все сокровища обширной выставки не доставили бы ему и десятой доли того упоения, с каким он смотрел на то, как остроконечная его кровля завершала выпуклости его лепных украшений; а на грубых скульптурных завитушках цветистыми черными буквами писалось, что «он и его жена построили этот их дом с Божьей помощью и просят Создателя, да даст Он им и их детям возможность долгие годы прожить в нем».

87. Но на этом рисунке я желал бы, чтоб вы заметили не только деревенский метод архитектуры, но и деревенский метод рисования. Та манера, с какой нарисованы эти грубые бревенчатые изгибы, носит на себе такой же деревенский отпечаток, как и сами изгибы. Праут родился в одном из отдаленнейших уголков Англии и самостоятельно, без всякой посторонней помощи, научился рисовать, взяв себе за образец лодки рыбаков; он инстинктивно пробил себе дорогу, пока не научился настолько владеть карандашом, что мог литографиями добывать себе средства к существованию. Он находил своего рода живописную красоту в постройках, все наиболее тонкие черты изгибов у которых были стерты временем, и, обладая известным даром своеобразно изображать эти предметы, даром, доставившим ему не только известную популярность, но, что еще лучше и важнее, возможность извлекать постоянное для себя наслаждение из деревенских поселков и тихих улиц безлюдных городов, он никогда не находил побудительных причин, чтоб ознакомиться с изысканностями или бороться с трудностями более совершенного искусства. Вполне чуждый последнему, его способ рисования по самому своему несовершенству находился в полнейшем соответствии с теми предметами, которые доставляли ему наслаждение. Крупные штрихи карандаша, при помощи которых он изображает этот страсбургский дом, вполне достаточны, чтоб дать нам истинное понятие о том впечатлении, какое он производит. Если б он вздумал рисовать их украшения с тонкостью линий Леонардо, то только выставил бы их недостатки и сделал бы смешным их деревенскую грубость. Этот рисунок произвел бы на вас мучительное впечатление, так как вы ясно почувствовали бы, сколько времени потрачено было на изображение того, что не стоило труда, и чтоб направлять ваше внимание на то, что при тщательном рассмотрении было бы лишь поводом к насмешке. Но здесь перед вами простой деревенский художник, удачно и гармонично изображающий простую, деревенскую архитектуру; и никакой строитель, никакой художник не мог бы поступить мудрее, не рискуя погибнуть.

88. Неужели же, спросите вы, можно серьезно советовать, чтоб люди довольствовались достижением того, что они сами отлично признают несовершенным, чтобы и теперь, как в былые времена, обширные области, страны и целые поколения людей обогащались или наслаждались продуктами грубого неведения? Я не знаю, насколько это возможно, но знаю, что это необходимо всюду, где вы желаете иметь истинное искусство. Неведение, довольное и грубое, произведет нечто несовершенное, но не обидное. Невежество же недовольное и ловкое, изучающее то, что оно не в силах постичь, и подражающее тому, чем оно не может наслаждаться, порождает наиболее отвратительные формы промышленности, унижающие и извращающие человечество. Несколько лет тому назад, просматривая современную галерею мирной деревенской немецкой школы в Дюссельдорфе, я готов был оставить все ее эпические и религиозные рисунки, чтоб подольше любоваться небольшой картинкой пастушка, вырезывающего свою собаку из куска елового дерева. Собака сидела тут же рядом с самодовольным и важным видом особы, которая в первый раз в своей жизни будет достойным образом, наконец, увековечена в скульптурном изображении, а ее хозяину, очевидно, казалось, что ему удается выразить фигуру его друга. Эта маленькая сцена была одной из тех, которые, как вы знаете, должны постоянно встречаться среди деревенских художников, доставляющих игрушки на рынок Нюрнберга и Берна. Счастливые люди! Не смущаемые пока честолюбием, они употребляют свое свободное время на работу, которая имеет в виду только забавлять, но вместе с тем и способна по-своему выразить довольно совершенную ловкость и живое понимание природы. Мы, в надежде совершить великие дела, окружили наших рабочих итальянскими образцами и всевозможными наградами соблазнили их вступить на путь соревнования в деле подражания всему лучшему в произведениях всех народов мира или, по крайней мере, в подражании тому, что мы считаем таковым. И в результате нашего обучения является то, что мы способны производить – я приведу слова из моей лекции, читанной в прошлом мае месяце, – «наиболее совершенно и безусловно ложно сделанные вещи, когда-либо выходившие из человеческих рук». Я с большим удовольствием поставил бы у себя на камине деревянную собачонку, вырезанную пастушком, но охотно пожертвовал бы большую сумму, чтоб только не иметь в своей комнате номера первого Кенсингтонского музея[57], так описанного в каталоге: