Шрифт:
Закладка:
Возможно, южанка не так плоха, как ей думалось.
Исабель поднялась, поклонилась.
– Добрых снов, ваше высочество. И примите мои соболезнования. Мы все скорбим.
Виолетта молча кивнула, сглотнув горький комок слез.
– Я позову Марцелу и Эбигайл, чтобы помогли вам разоблачиться, – сказала камер-фрейлина.
– Достаточно одной из них, – принцесса справилась с собой, и голос не дрогнул.
– Тогда пришлю Эбигайл. Больше она ни на что не способна.
«А на что способна Марцела?» – задалась вопросом принцесса, проводив взглядом прямую спину Исабель.
* * *
У Эбигайл, невысокой рыжеватой девушки с милыми веснушками на слегка курносом носике, глаза припухли от слез и слипались. Она то и дело зевала, прикрывая рот ладошкой, розовея от смущения и лепеча извинения. Почему Роберт отправил на суровый Север такой нежный цветок – загадка.
– Почему ты плакала? – спросила Летта.
– Простите, ваше высочество, но… я не думала, что будет так страшно. Там, у реки. Что сейчас с моими родными? С королевством?
Будущая императрица – будущая мать своим подданным, это Виолетта хорошо усвоила из напутствий короля Роберта, который, противореча сам себе, отцом подданным так и не стал.
– Все с ними хорошо, Эбигайл. Темная страна ушла. Огненный король прогнал их, – она сглотнула комок в горле.
– Здесь так холодно! А что будет дальше, еще севернее? Говорят, император спит на глыбе льда.
Принцесса фыркнула:
– Сомневаюсь, что кто-то в Гардарунте видел постель императора.
– Ну как же! Снежные дьяволы, которые прибыли вместе с принцем Лэйрином, рассказывали такие страсти об императорском дворце и северных нравах! Они вкушают с ледяной посуды, очагов у них нет и огонь под запретом, а ночь у них длится полгода!
– Если огонь под запретом, то зачем императору наследник с огненным даром? – вырвалось у Летты.
– Не знаю, – фрейлина пожала плечиками, укутанными в меха. – А вы заметили, что здесь ни очага, ни печки, ни камина нет? И холодно так, что к утру мы все замерзнем и превратимся в ледышки! Боюсь, мы даже до дворца не доедем, умрем от голода и холода! Как хорошо, что сэр Яррен оставил вам свою заговоренную шубу! – Эбигайл, уложив принцессу, переодетую в шерстяную ночную рубашку и сухие шерстяные чулки, укрыла ее пуховым одеялом и набросила сверху рысью шубу.
Тут фрейлина была права. Северяне оказались на диво негостеприимными: ужин не подали, постель не согрели, а в покоях холодно так, что пар идет изо рта.
– Но у вас такой шубы нет, – задумчиво сказала принцесса и уже собралась встать и пойти к принцу Игиниру, требовать огня и хотя бы горячего питья для фрейлин, но Эбигайл так уютно подоткнула одеяло, что Летта позволила себе еще минутку побыть в тепле.
– Леди Исабель велела нам сдвинуть кровати и лечь всем под одно одеяло, – призналась Эби.
И принцесса досадливо поморщилась: это она должна была догадаться, как девушкам согреться. И она не должна была допускать до того, чтобы ее фрейлины нарушили правила приличия и сбивались в стаю, как деревенские девки.
Она все-таки заставила себя выпростать ноги из-под пухово-мехового вороха.
– Что-то принести, ваше высочество? – захлопотала Эбигайл.
– Сапожки и шаунский домашний халат на вате. А сверху я завернусь в шубу. Хочу просить аудиенции у кронпринца Севера.
Эбигайл только подняла сапожок, чтобы натянуть на маленькую ножку принцессы, как донесся приглушенный перегородкой стук, а в смежной спальне фрейлин раздались громкие мужские голоса.
– Узнай, что там, – велела Летта.
Фрейлина, опустив второй сапожок на пол, побежала к двери и через пару минут вернулась с радостной улыбкой, высохшими глазками и прошептала:
– Жаровни принесли и ужин! Позвольте внести?
– И поскорее!
Эбигайл задернула полог на ложе и громко распорядилась:
– Вносите!
Четыре черноглазых и смуглых как шауны человека втащили два железных ящика с пышущими жаром углями, поставили у ложа по бокам, следом вошли еще двое и внесли низкий, вровень с ложем, столик, уже заставленный дымящимися яствами и черным железным чайником с высоким носиком. Комната сразу наполнилась ароматами мяса, трав и хвои.
Что-то пробормотав и поклонившись в пояс, слуги, пятясь, удалились.
Наконец-то Летта и ее свита согрелись!
После трапезы принцесса забралась под меховое одеяло, велела отдернуть полог и, отправив фрейлину отдыхать, долго любовалась игрой огненных переливов на углях, вспоминая, как ее отец любил играть с раскаленными угольками, перебирая их длинными и крупными пальцами, словно стекляшки. Горечь потери таяла от этих бликов, словно до ее сердца через многие мили и годы дотянулись эти ласковые теплые пальцы и попросили прощения.
За то, что не дал тепла, когда оно было так нужно в детстве.
За то, что разлучил с родной матерью.
За то, что не обучил, не долюбил.
За то, что отдал чудовищу без сердца.
За то, что умер…
Потом девушка заставила себя выпить полчашки горячего травяного варева с медом и, разомлев от тепла, мгновенно уснула.
* * *
Она очнулась как от толчка. Ей показалось, что она проспала всего несколько минут, но угли уже потухли и остыли, не искры уже не играли, а в комнате царила тьма и духота. И как-то сразу вспомнилось, что спальня – глубоко под землей, что над головой – многопудовая толща снега и камня, окон нет и быть не может, и воздуху поступать неоткуда.
А потом Летта ощутила, как подкрадывается холод, словно невидимое живое существо, трогает ее лицо ледяными иглами. Сердце отчего-то судорожно забилось пойманной птицей, теряя ритм. Голова закружилась, а по телу поползло странное оцепенение.
Принцесса, замерев под одеялом, попыталась ущипнуть свое бедро. Не получилось – помешала плотная рубашка и грубая вязка толстых шерстяных чулок. Но легкого движения оказалось достаточно, чтобы развеять оцепенение, и Летта натянула шубу до носа.
Теперь ей почудилось во тьме чье-то еле слышное дыхание, а мягкий мех от ее дыхания превратился в ледяные иглы – такой лютый холод царил в спальне. И еще принцессе казалось, будто ледяные змеи тычутся в мех, замораживая его до хруста, пытаются пробраться под одеяло, но Эбигайл перед уходом его добросовестно подоткнула, укутав и ноги госпожи, и щелка не находилась.
– Кто здесь? – сдавленно прохрипела императорская невеста – горло перехватил спазм ужаса.
Губы тоже заледенели.
Тьма, наполнявшая комнату так плотно, что уже невозможно было дышать, грузно пошевелилась, и Летта нырнула под одеяло с головой, сжавшись в комочек.