При таких обстоятельствах неудивительно, что мы, американцы, часто были озадачены событиями, которые разворачивались вокруг нас. Непонимание американцами смысла поведения крестьянства создавало значительные трудности во время войны. Например, было аксиомой, что сельские жители являются «сочувствующими ВК», если они пассивно стояли в стороне, когда американские или южновьетнамские войска входили в заминированный район. В одном печально известном кадре телехроники даже показано, как американский морпех поджигает дом крестьянина, потому что из деревни велся снайперский огонь противника. В тот единственный раз, когда американское пехотное подразделение действовало в Дыкхюэ во время моей командировки, майору Эби с трудом удалось убедить его командира, что он просто не может «разносить» одну из наших деревень, если его подразделение попадет под снайперский огонь с этого места. Общепринятым предположением, конечно, было то, что люди, которые разрешали стрелкам использовать свои дома или «не знали» о действиях Вьетконга в своей деревне, непременно были либо коммунистами, либо им сочувствующими. Такая логическая связь имела смысл для тысяч молодых американцев, которые изо всех сил старались отслужить двенадцатимесячную службу и вернуться домой целыми и невредимыми. Большинство из них никак не могло понять, что повсеместный отказ вьетнамского крестьянства участвовать в войне, которая бушевала вокруг них, на самом деле свидетельствовал об организационной эффективности Вьетконга. Коммунистический аппарат распространялся вплоть до уровня отдельных деревень и давал революции рычаги влияния, которые были так важны для ее выживания.

К 1965 году жители общины Хьепхоа почти двадцать лет воевали с коммунистическими и правительственными войсками. Правила выживания в этой среде уже давно стали очевидными. Правило номер один гласило: «Никогда не сообщай правительству о деятельности коммунистов». В Хьепхоа большинство жителей деревни хорошо знали, какие семьи являются революционными, и кто составляет партийный комитет общины, но никто не мог быть уверен в лояльности каждого из своих соседей. В каждом общинном комитете Вьетконга были гражданские и военные офицеры-пропагандисты, в обязанности которых входила вербовка в общине агентов и сочувствующих. Практически в каждой деревне Вьетнама был хотя бы один тайный осведомитель, который без колебаний сообщил бы вьетконговцам имя крестьянина, предупредившего американцев о мине-ловушке. Таким образом, организация Вьетконга была основным средством, с помощью которого революция обеспечивала молчание народа — и этого молчания было достаточно, чтобы сорвать все наши усилия.

Неудивительно, что нам было трудно понять эту обстановку. От нас ускользали интриги и двуличие повстанческого движения, как и реальный смысл местного существования под постоянной угрозой насильственной смерти от рук своих же соседей. Для большинства американцев во Вьетнаме динамика местной крестьянской дилеммы была непостижима, а барьеры на пути к пониманию, создаваемые языковыми и культурными различиями между нашими двумя народами, оказались непреодолимыми.

III

Нгуен Ван Фить

Полковник Вайсингер был доволен результатами проекта в Хьепхоа и, похоже, был уверен, что я не зря потратил свое время, тасуя бумаги. Но майор Эби был совсем другого мнения. Опросы Хай Тюа дали интересную информацию, но она была малопригодна для решения нашей непосредственной задачи — выявления и уничтожения теневого правительства Вьетконга. Для майора Эби это означало только одно — мы должны были уничтожить вьетконговскую организацию в общине Танми.

Первый серьезный прорыв в деле Танми произошел незадолго до моего прибытия в Дыкхюэ. Сорокатрехлетний Нгуен Ван Фить, заместитель командира роты местных сил Вьетконга, пресытился своей жизнью революционного солдата и перешел на сторону правительства. Фить был уроженцем общины Танми — безземельным крестьянином с пятью детьми. Столкнувшись с вечной нищетой, он оказался идеальным рекрутом для революции. Привлеченный обещаниями Вьетконга провести земельную реформу, Фить в течение шести лет с винтовкой в руках продвигался по карьерной лестнице в качестве партизана. Бóльшую часть этого времени он жил в бункерах и сражался против американцев и постоянно растущей южновьетнамской армии. Воодушевленные заверениями начальства о грядущем народном восстании, Фить и его товарищи в 1968 году атаковали уездный центр Дыкхюэ. Атака провалилась, обещанное всеобщее восстание так и не состоялось, и дважды раненый Фить начал сомневаться, есть ли надежда на победу коммунистов. Во время неудачных атак Тет, почти 90 процентов его людей оказались убиты, ранены или взяты в плен.

Как и Хай Тюа, Фить был потрясен вторжением в Камбоджу в 1970 году и его разрушительным воздействием на убежища вьетконговцев. В то же время он заметил, что даже взводы местного ополчения сайгонского правительства были перевооружены винтовками М-16, в то время как его собственные войска испытывали такую нехватку боеприпасов, что имели постоянный приказ избегать боя.

Но удрученный Фить не мог заставить себя принять предложение правительства об амнистии. Как и Хай Тюа, он подозревал подвох и боялся, что если он сдастся, то его будут пытать и отправят в тюрьму. В конце концов, ключевую роль сыграла жена Фитя, заверив его, что с митингующими против правительства обращаются хорошо, и он сдался властям в Баочае в конце 1970 года.

Жена Фитя оказалась права. Правительство приняло его вежливо, если не сказать тепло. Однако вьетконговцы были не столь снисходительны. Коммунисты начали через соседей передавать ему предупреждения, угрожая ему и его семье, если он откажется «вернуться в революцию». В ответ на запугивания Вьетконга Фить привел правительственные войска к тайнику с ценными боеприпасами для стрелкового оружия. Таким образом, он сжег мосты и стал бесповоротно приверженцем поражения Вьетконга.

Полковник Вайсингер сразу же понравился Фитю. Полковник щедро помогал ему, оставшемуся без гроша в кармане, пока бывший лидер Вьетконга пытался приспособиться к новой роли кормильца своей давно позабытой семьи. Фить и полковник проводили долгие часы за разговорами о революции. Таким образом, к тому времени, когда я прибыл на место, полковник Вайсингер уже выполнил первый шаг в искусстве использования перебежчиков — установление взаимопонимания с объектом. Фактически, полковник уже завербовал Фитя для работы в нашей группе советников. Его задачей было убедить других вьетконговцев в общине Танми присоединиться к нему в качестве дезертиров.

За несколько недель до моего приезда майор Эби поручил Фитю заняться проектом Танми. С неохотного согласия майора Нгиема (который ни единому перебежчику не доверял), Фить составлял письма своим бывшим товарищам и передавал их через их семьи в общине Танми. Фить был фактически неграмотным, поэтому ему приходилось диктовать свои мысли одному из переводчиков группы, бывшему журналисту сержанту Чунгу, который затем и составлял письма. В этих посланиях Фить заверял своих старых друзей, что с ним хорошо обращаются, и призывал их «вернуться в республику», вернуться к нормальной жизни со