что достигалось за счет бесконечного повторения одних и тех же движений (их набор был фиксирован и конечен для каждой школы). Приводя современную аналогию, можно сказать, что демонстрация воинских искусств больше всего напоминала «обязательную программу» («школу») в фигурном катании или спортивной (художественной) гимнастике. По-японски такой способ тренировки изящно назывался «методом цветка» (кахо). Мацусита Гунко, живший в первой половине XVIII в., сурово критиковал такую практику. Он издевательски уподоблял занятия таких воинов пловцам, которые отрабатывают технику, лежа на циновках, говорил, что их движения похожи на движения актеров Но (которые на сцене вместо меча употребляли веер), а все эти упражнения имеют целью не стать настоящим воином, а нагулять аппетит50. Однако, несмотря на суровую критику со стороны отдельных традиционалистов, школы, практиковавшие «метод цветка», в действительности процветали. Критики цветочного стиля исходили из представлений о том, что нормальным состоянием общества является война. Поборники же этого стиля считали, что мир — это благо.

В зависимости от школы детали исполнения упражнений были различными, но принадлежность к определенной школе означала, что их можно исполнять только так, а не иначе. При этом сведения о ката своей школы засекречивались строжайшим образом, перед поступлением в нее обычным был ритуал подписания кровью обязательства не разглашать то, чему будет учиться ученик. Одновременно запрещалось и усваивать приемы другой школы. Таким образом, ката служили не только для тренировки тела, но и средством распознавания «своего» и «чужого». Получается, что ката вписывались в общую систему церемониального поведения, ибо ставили целью определить место человека в обществе. Члены данной школы также подлежали ранжированию по уровню мастерства и сроку пребывания в этой школе (обычно уровень соответствовал сроку).

Таким образом, «мастерство» воина можно рассматривать как проявление общей установки на выработку церемониальное™ поведения. Недаром в качестве одного из основных источников воинских ката считаются ритуальные воинские танцы. В качестве таковых воинские ката парадоксальным образом служили — как и другие формы церемониального поведения — обеспечению социального спокойствия и мира, что рассматривалось сёгунатом Токугава в качестве первоочередной задачи. Самоценность ката находила свое выражение в том, что в качестве конечной цели выдвигалось достижение полного единения тела и сознания, то есть «партнером» воина здесь выступает вовсе не соперник, а он сам. Замечательно, что во всех наставлениях по воинскому искусству предлагается концентрировать внимание не столько на гипотетическом сопернике, но прежде всего на своем собственном состоянии духа — именно такое состояние отрешенности от всего мирского (включая маневры соперника!) приводит в «рабочее» состояние все телесные функции, что автоматически ведет к успеху. Прежде всего, к победе над самим собой.

При всей важности воинских искусств в жизни самурая следует иметь в виду, что их практическая значимость (воспитание навыков для реальных боевых действий) была намного меньшей, чем это нередко представляется из сегодняшнего дня. Даже распространение начиная с середины XVIII в. «свободных поединков» в качестве способа тренировки было на самом деле контрпродуктивно с военной точки зрения: мечи были бамбуковыми и круглыми, они были длиннее настоящих, тело поединщиков защищали протекторы, большинство поединков проводилось в рамках одной и той же школы (т. е. поединщики использовали приемы, характерные только для данной школы) и т. д. Иными словами, отрабатывались совсем не те движения и приемы, которые могли пригодиться в случае сражения51. Школы специализировались не на комплексной подготовке воина, а только на каком-то узком аспекте. Фактически их цель состояла не в подготовке к войне, а в утверждении мира. И поэтому всю систему воспитания «воина» и его тела следует рассматривать как направленную на подавление агрессивности, а не на ее пестование.

Бывшие воины все больше превращались в образованных гражданских людей. Недаром Кайбара Экикэн в своем воспитательном трактате столько места уделяет интеллектуальноморальному образованию сына самурая, изучению церемониальное™ и классических текстов, походя замечая, что воинскими искусствами следует заниматься лишь «в свободное время»52. В связи с этим жизнь самурая во все большей степени теряла двигательную активность и агрессивность. Театральные постановки из прежней воинской жизни (дзидай моно) пользовались огромным успехом, но герои и порядки, там воспеваемые, относились к другой эпохе, к другой стране. «Бессобытийность» эпохи Токугава компенсировалась острым переживанием зрителями событий далекого прошлого.

Тоскуя о прошлых славных временах, посмертно прославившийся в тоталитарном XX в. теоретик «пути самурая» Ямамото Цунэтомо заявлял, что путь самурая — это поиск смерти. Ямамото имел в виду или смерть в сражении, или церемониальное самоубийство. Но страна жила в мире, а пользовавшееся прежде таким пиететом самоубийство вассала вслед за смертью сюзерена было запрещено в стране в 1663 г., причем клан Набэсима, к которому принадлежал сам Ямамото, ввело такой запрет еще двумя годами ранее. Но для Ямамото Цунэтомо даже «доблестное» дело 47 ронинов свидетельствовало об упадке нравов. По его мнению, они не должны были два долгих года готовиться к акту мести, а прикончить обидчика их хозяина прямо на месте, а потом немедленно вспороть животы самим себе. Однако во времена зрелости Ямамото Цунэтомо даже приговоренный к харакири самурай уже далеко не всегда вспарывал себе живот — для того, чтобы избежать лишних мучений, он только обозначал роковое движение кинжала (временами деревянного или даже веера), которое служило знаком для помощника снести ему голову одним ударом меча.

Однако упадок воинского духа и «мужественности» никак не сказывался на важности соблюдения церемониальных норм, применимых к мирной жизни. Наоборот — количество таких правил только возрастало. Это касается не только собственно воинских искусств. Практически все сочинения по церемониальное™ затрагивают правила трапезы. Здесь описывается порядок смены блюд, правила поведения за столом — как держать палочки, здороваться, прощаться, передавать то или иное блюдо или чарку, пользоваться салфеткой, бумажным носовым платком, зубочисткой, веером, обращаться с костями рыбы, косточками сливы или хурмы (завертывать в салфетку и прятать в рукав). Указывается, каких действий следует непременно избегать (набивать рот, чавкать, глазеть по сторонам, курить в присутствии вышестоящего лица). Как видно из вышеперечисленных правил «культурного» поведе-

ситуация, состояла в принципиальном отсутствии равенства и соблюдении дистанции. В японской культуре грумингу уделяется намного меньше внимания, чем в культуре западной. Ничего подобного объятиям, поцелуям или рукопожатию японская культура не выработала. Телесный контакт был возможен только при коммуникации субъектов принципиально разного класса: матерью и ребенком, при сексуальных отношениях, в случаях конфликта (поединка), который мог иметь место только между представителями разных кланов и воинских школ. Не случайно массажер в