Японии занимались члены корпорации слепых, то есть людей «неполноценных», «других», которые к тому же лишены возможности видеть тело пациента, что считалось нарушением приличий (врач обычно проводил диагноз пациента одетого). В городах существовали цирюльни, но самураи не пользовались их услугами — чтобы избежать соприкосновения с руками «другого». Видимо, по этой же причине функции сиделок зачастую возлагались в средневековье на членов касты «хинин» (букв, «не-людей»)54. В обычной же ситуации прикосновение считалось за оскорбление. В пьесе театра Кабуки «Фува» (1680 г.) ножны двух самураев случайно касаются друг друга на улице, что служит достаточным основанием для поединка, который удается предотвратить одной сердобольной женщине, которая падает между ними на колени и взывает к «здравому смыслу».

Руководства по этикетному (телесному) поведению имеют между собой определенные отличия. Но их общей чертой является практически полное отсутствие мотивировок для совершения тех или иных действий. Это свидетельствует о том, что ценность правил заключена не столько в их содержании, сколько в самом их наличии. И чем больше таких правил соблюдает человек, тем он «культурнее». Японцев того времени гораздо больше волновало не качество пищи, а как вести себя за столом.

Руководства по церемониальному поведению описывают прежде всего поведение человека в интерьере. То есть в пространстве изначально «очеловеченном», антропогенном, «культурном». В японских бытовых условиях человек интерьерный — это человек сидячий. Поэтому руководства уделяют немалое внимание работе рук (пальцев), относительно же ног ограничиваются замечанием, что пальцы ног не должны быть видны из-под штанов. Это выглядит весьма символичным — игнорируется орган, ответственный за передвижение. И действительно, с течением времени образ жизни самураев (во всяком случае, их верхушки) начинает носить все более интерьерный характер.

В условиях мирного времени особенно большое внимание уделялось работе пальцев рук при письме. Показательно, что термин «научение руки» (тэнараи) обозначал не что иное, как научению именно письму (каллиграфии), которая считалась «отражением сердца», т. е. данный тип телесной деятельности служил показателем моральных качеств человека. Что до поведения «на улице» или «на природе», то оно подвергалось намного меньшей регламентации. Наиболее значимая часть поведения «воспитанного» человека с определенным положением проходила в помещении. Но если для мужчины улица была все-таки привычным местом для нахождения, то женщине предписывалось постоянное пребывание в пределах дома и занятие исключительно домашними делами (ткачество, шитье, приготовление пищи, уборка помещения).

Сам процесс обучения церемониальному поведению способствовал утверждению идеи иерархии. В связи с принципиальными трудностями, которые возникают при попытке вербализации языка тела и его переводе на язык естественный, во всех обучающих программах фигуре наставника («демонстратора») принадлежит выдающееся место. Цели превзойти наставника не ставится никогда — ведь он уже достиг совершенства. Поэтому в отдаленном будущем можно лишь уподобиться ему, повторить его, сравняться с ним — эталоном и образцом. Поэтому фигура учителя в японской культуре обладает непререкаемым авторитетом.

Правилам церемониального поведения нужно было следовать всю жизнь вплоть до смерти. Может быть, наиболее ярким примером этого может послужить харакири (сэппуку) — акт, который исполнялся согласно строгим правилам: место публичного самоубийства (обычно на территории буддийского храма) покрывалось циновками и занавешивалось белыми полотнищами; самоубийца облачался в особые одежды (белая поддевка и куртка-хаори из конопли), вспарывание живота

кайсяку [“секундант”], который все это время находился рядом и зорко наблюдал за каждым движением, вспрыгнул на ноги, задержал на секунду свой меч в воздухе — вспышка, тяжелый отвратительный глухой звук, грохот падения — одним ударом голова была отделена от туловища.

Установилась мертвая тишина — прерываемая только мерзким звуком крови, извергающейся из обездвиженной кучи перед нами — того, что секунду назад было мужественным рыцарем. Это было чудовищно»55.

После смерти тело также не освобождалось от соблюдения определенных «правил поведения». В период Токугава практиковалась как кремация, так и предание тела земле. Кремация приходит в Японию вместе с распространением буддизма, первые случаи документально зафиксированной кремации относятся к VII в. В VIII в. кремация достаточно широко распространяется среди элиты, однако местные представления о необходимости предания тела земле оказались весьма сильны, и хотя в период Токугава большинство населения практиковало кремацию, японская элита (дома императора, сёгуна, князей) практиковала исключительно погребение в земле (при этом заупокойная служба проводилась в буддийском храме). Сами похороны предполагали сооружение деревянного гроба в виде «коробки», поскольку тело помещалось в него в положении «сидя» (колени прижимались ко лбу). Придание телу максимально компактного, «сжатого» состояния объяснялось тем, что в таком положении душа не сможет покинуть тела. Придание покойнику именно такой позы считалось чрезвычайно важным, хотя и было связано с известными техническими трудностями (для притягивания ног и рук использовались веревки, для придания охладевшему телу большей «эластичности» могли даже ломать большой палец на обеих ногах). В случае кремации после предания тела огню кости собирали в специальный сосуд и предавали земле. Часть костей могла храниться в доме. Поминальные службы продолжались 49 лет. После этого покойный приобретал статус «предка», который перерождается в детях и внуках — как в своей семье, так и в семьях родственников.

Положение тела после смерти считалось важным показателем, по которому можно было отличить «своего» от «чужого». Остававшиеся верными христианскому учению немногочисленные тайные японские христиане поступали таким образом: после «официальной» церемонии захоронения в сидячем положении они тайно выкапывали гроб и поворачивали тело так, чтобы лицо было обращено к небу56.

После того как прекращались заупокойные службы, табличку с именем покойного снимали с алтаря, т. е. он «терял» свое имя и в качестве предка «присоединялся» к родовому божеству (удзигами), становился частичкой этого божественного коллективного тела, выступавшего в качестве охранителя группы кровных (псевдокровных) родственников.

Переход покойного в статус «предка» означал, что в результате проведенных ритуалов он очистился от скверны, которая имела название «загрязнение черным» (куро-фудзё). В качестве очистительного средства от этой «черной» скверны активно использовался белый цвет. Участники похоронного обряда обряжались в одежды, представлявшие собой сочетание белого (верхний слой одежды) и черного (нижний слой) цветов, гроб изготавливался из светлой (она называлась «белой») древесины, покойника обряжали в белое, на его лицо и голову набрасывали белую материю. Во время ночного бдения возле покойного пришедшие люди откидывали ее, чтобы видеть лицо покойного. Избавление от «черной» скверны начиналось сразу же после смерти. Этой цели служила церемония омывания тела. В некоторых локальных традициях она принимала форму совместного купания старшего