– Что-то случилось? – спросила я, сложив руки на груди.

– Да, – вздохнул отец. – Твоя мать…

По его лицу ничего нельзя было прочесть, но я чувствовала напряжение, с которым он подбирал слова.

– Что с ней?

– Ты только не волнуйся, – сказал он, заставляя моё сердце замереть от волнения.

Я мгновенно преодолела расстояние между нами и встала перед отцом. Его красные глаза, выделяющиеся на сером безжизненном лице, сверкали, словно горящие фары. Если бы я не знала его, то подумала бы, что он плакал.

– Что с ней? – повторила я требовательней.

– Её увезли в больницу.

Тревога начала зарождаться внутри живота, а потом поползла в горло, отчего мой голос стал хриплым:

– Когда?

– Несколько часов назад.

– П-почему?

– Клэр перестала контролировать себя, – он опёрся локтями о бедра и склонил голову. – Врачи сказали, что она опасна для себя и для окружающих.

– То есть она… – Боже мой! – В психушке?

– Послушай, Джуди…

– Папа, они напичкают её седативными и привяжут к койке, – слёзы покатились по моим щекам. – Ты не должен был её отдавать!

– За ней будут присматривать хорошие врачи, – он попытался меня успокоить. – Они сделают всё возможное, чтобы её вылечить.

– Признайся, что ты просто решил от неё избавиться, – я сжала челюсть. – В какой она больнице?

Папа резко поднялся с кровати и подошёл к двери.

– Я думал, ты знаешь, – сказал он и голос его дрогнул. – Ведь это ты вызвала скорую и полицию в наш дом.

Я остолбенела. Мои глаза полезли на лоб.

– О чём ты говоришь?

– Я принесу тебе успокоительное, Джуди.

– Постой! – крикнула я. – Почему ты говоришь, что это я вызвала врачей?

Папа замер и, склонив голову, вгляделся в мои глаза.

– Потому что я их не вызывал, – ответил он, сомкнув брови на переносице. – Мне сообщили, что звонок поступил от тебя.

– Нет, нет, – я приложила ладонь ко рту и покачала головой. – Я никому не звонила.

Папа тяжело вздохнул:

– Мы всё обсудим, когда ты придёшь в себя.

Он вышел из комнаты.

Я упала на кровать и бессмысленно уставилась в потолок. Если в следующий раз вам покажется, что у вас плохой день, то вспомните мой. За тринадцать часов я стала посмешищем в школе, поймала паническую атаку, натравила Тома на Гарри, побывала за гранью разума и потеряла мать. За. Тринадцать. Чёртовых. Часов.

* * *

Ночью мне снова приснился кошмар. Словно я бродила по особняку и пыталась найти выход, а за мной следовали безликие тени, которые тянули ко мне руки и просили о помощи. Очнувшись от сна, я ещё долго не могла прийти в себя. Моя пижама была мокрая от пота, а лицо – от слёз.

С отцом я так и не поговорила. Он ушёл на работу ещё до того, как я проснулась. Ничего удивительного. Избегать проблемы – это его любимая тактика.

В школе дела обстояли не лучше. Я на автомате ходила от одной аудитории к другой, а за моей спиной раздавались жалобные вздохи и смешки. Вчерашний скандал передавался из уста в уста, как глухой телефон, обретая новые подробности:

– Слышал, что учудила её мамаша? Говорят, что она избила её на глазах у всех.

– А мне сказали, что её мать сбежала из психушки.

– На самом деле её муж держал в подвале, но она смогла выбраться из плена и добраться до школы.

– Какой ужас. Почему она не побежала в полицию?

– Ты же знаешь наших копов, они на семейные разборки глаза закрывают. Мамаша просто хотела забрать дочь и свалить с ней из города.

Том, заступившись за меня, устроил драку в мужской раздевалке. Оскар баллончиком замазал надпись в мужском туалете «Макнайт – семья психопатов!». А Моника за сегодняшний день двадцать три раза послала болтливых учеников куда подальше. В своих друзьях я ни на секунду не сомневалась.

День пролетел как в тумане.

* * *

Сделав глубокий вдох, я вошла в кабинет с надписью Steps на двери. Бледно-бежевые стены были увешаны старыми выпусками и чёрно-белыми фотографиями. В центре комнаты стоял круглый стол, за которым сидели восемь журналистов. Некоторые из них обернулись в мою сторону и кивнули в знак приветствия.

– Присоединяйся, – сказала рыжеволосая девочка, имя которой постоянно вылетало из моей головы. – Мы обсуждаем идеи для заметок.

Я прошла вперед и заняла свободный стул рядом с Элли.

– Привет, – прошептала я, пытаясь привлечь её внимание. – Линда уже сообщила тему следующего выпуска?

Элли с шумом выдохнула, будто я отвлекла её от важного экзамена, а затем обернулась ко мне и откровенно смерила меня взглядом:

– Линды больше нет. В нашей редакции произошли небольшие изменения.

Я подняла брови.

– Она и её парень ушли из газеты, – продолжила Элли и невзначай поправила подол своего антикварного платья. – Ещё вчера.

– Что произошло?

– Не знаю, Джуди, – пожала плечами Элли. – Меня просто поставили перед фактом…

– Перед каким? – спросила я, поскольку она умолкла.

Уголки её губ искривились в подобие улыбки.

Только не говори, что ты заняла место главного редактора. Не говори, не говори, не говори!

– Можешь меня поздравить, – произнесла она, и я заметила, как все вокруг нас притихли. – Теперь в конце моей научной колонки будет написано не просто «Элли Миллер», а «Главный редактор газеты Элли Миллер».

Дерьмо.

– А кто займет место Дрю? – поинтересовалась я, стараясь звучать невозмутимо. – Если Линда забрала с собой своего парня, то кто станет новым фотографом?

Элли перевела взгляд на кого-то, стоящего позади меня.

– Познакомься с нашим новым фотографом, Джуди, – кивнула она.

Я медленно обернулась.

У двери стоял Гарри. Он был одет в зелёную водолазку и синие брюки, на ногах – бело-жёлтые кеды. Мне пришло в голову, что если бы кто-то другой надел нечто подобное, то это выглядело бы смешно. Но на Гарри все сидело идеально, словно не он подстраивался под моду, а она под него.

Гарри поймал мой взгляд и коротко кивнул.

– Извиняюсь за опоздание, – произнёс он, направляясь к столу.

Проглотив ком в горле, я перевела взгляд на Элли. Она встала со стула и похлопала в ладоши:

– Раз уж все в сборе, то пора начать планёрку.

Элли и журналисты начали бурно обсуждали тему следующего выпуска. Я не вслушивалась в их разговоры, потому что думала о сидящем рядом Гарри. Он смотрел в окно, и, казалось, его тоже не особо интересовали беседы о газете. Мой взгляд заскользил по его лицу. Его профиль чётко выделялся на фоне бежевых стен и светлых занавесок: ровный нос, задумчивый взгляд, очерченный подбородок с ямочкой