допустить… бла-бла-бла. Любое дерьмо вставь, подойдет. — Говоря это, Паша представлял политиков, отвечающих на заготовленные вопросы журналистов. — Нарушение свободы — плохо, все кто хочет вас поработить — Гитлеровские твари. Но мы принудим своих рабов платить дань, и накажем за неисполнение. Распорядимся судьбами их детей, а если взбрыкнут, закроем в клетку. Вынудим под экономическим давлением жить в крошеных коробках, чтобы поддерживать должный уровень контроля над концентрированным населением. Не видишь в этом иронии, Мишань?.. Относиться с предубеждением к другим — плохо, все равны. Но мы усилим и поддержим точки конфликта между мужчинами-женщинами, нациями, классами, верующими, и атеистами, чтобы управлять разрозненной толпой. Этих самых «плохо» с каждым годом становится все больше. Гайки закручиваются. Вот как работает мир. Правила писаны только для подневольцев.

Ненадолго между друзьями воцарилось молчание. Шустрин пытался переварить услышанное. Он и не подозревал, что в голове друга детства, того, кого называли пореем, окажутся подобные мысли.

— Мишаня, я не хочу, чтобы ты участвовал во всем этом, не из-за страха изменить мировосприятие. Или не потому что, считаю недостаточно смелым. — По прошествии минуты, предоставленной толстяку на размышления, Паша решил расставить все точки над «И»: — Все гораздо прозаичней. На стрелках можно пулю схлопотать. Раз, и нет больше поедателя беляшей в этом мире.

Шустрин насупился. Он был рад узнать о беспокойстве друга, но почувствовал себя бесполезным.

— Ты тоже можешь поймать пулю, Паша. Может, ну его нафиг, этот риск? Есть же… другие люди. — Мишаня, отзанимавшись с Расулом, и бойцами некоторое время, притерся к ним. И не мог напрямую сказать, чтоб друг детства, даже если не хочет идти мирным путем, оставил все проблемы охранникам.

Разве не за этим они нанимались? Разве не за это получают огромную зарплату?

— Мне ничего не грозит. — Паша похлопал себя по груди, заставив стальные пластины громко зазвенеть. — А даже если не повезет… Я готов отправиться в ад за свои амбиции. И тебя там не жду, понял?

Щелкнув товарища полбу, от чего тот едва не сел на задницу, Паша ухмыльнулся.

— Не накручивай себе. Работа есть? Есть. И ты мне очень сильно помогаешь. — Может и преувеличивал, но он точно не лукавил. Мишаня своими разъездами по деревням сэкономил несколько дней напряженной работы, или сутки подбора компетентного персонала. С опытом и практикой толстяк сможет гораздо больше, так что его участие в опасных делах вообще не требовались. — А если заняться нечем, найди девушку. Пристрой стручок, сразу свои проблемы появятся.

У Мишани дернулась бровь. Он бы и сам хотел, так кто же будет встречаться с толстяком?

— Расправь плечи великан. В тебе духу больше, чем в большинстве людей на этой вонючей планете. Нет ни единого шанса, что красивые девушки не заинтересованы смелым четким ровным типом. Если ко всему прочему приложатся вот эти вот бумажки… — Вытащив из верхнего кармана темно-зеленого пуховика сверток банкнот, Паша даже не стал распечатывать их. Просто сунул в пухлые руки, чтобы друг познал прелести транжирства, и не забивал голову всякой чушью. — Зарплата, и премия за расторопность. И да, по поводу женщины… осторожнее с этим. Я рекомендую сделать глоток вина, а не нажраться в сопли. Это физически необходимая для ментального здоровья процедура. Но процедура очень опасная. Не заигрывайся.

Оставив друга детства наедине со своими мыслями, Паша подошел к Жеке Фуницыну уже без всякой улыбки.

— Готовы? — Дождавшись утвердительного кивка, он немедленно распорядился: — Поехали. Пока один толстяк не сообразил, что его волей, и свободой выбора манипулируют.

Глава 18

Лена Димченко

— Волей, и свободой манипулируют с помощью дешевых методов социального контроля, да?.. — Проводив взглядом уезжающие машины, Мишаня растянул губы в тонкой улыбке. В светло-карих глазах заблестели изумрудные огоньки, которые исчезли так же быстро, как искры, поднимающиеся с костра. — Не совсем социального…

Бросив это вслед ничего не подозревающим бойцам, чьи головы забиты предстоящей стрелкой, толстяк зашел за поместье. Подальше от лишних глаз. Оглядевшись, он запрокинул голову к небу, а затем закатил глаза, и потерял сознание.

В то же мгновение на набережной, в двухэтажной квартире, на кожаном диване, пришла в себя эффектная блондинка. Фигура как у дьяволицы, милое и невинное личико ангела, а одежда: строгая блузка с расстегнутыми верхними пуговицами, черная юбка-труба выше колена, с темными чулками, и высокими каблуками, словно у бизнес-леди. Весь ее образ буквально кричал: «Не связывайся, не смотри, не подходи, пропадешь!».

— Справилась? — Юлиан, сидевший в кресле напротив, с интересом спросил.

Он отпил горячий кофе из белоснежной фарфоровой чашки, привезенной прямиком из Китая. Запрокинул ногу на ногу, опираясь Оксфордом на персидский ковер, и притираясь задницей к коже буйвола, которой обшит диван. Старший Димченко явно наслаждался своим положением, несмотря на то, что каждый день читал сотни отчетов о нищете жителей Горьковской области.

— Еще бы. — Красотка обольстительно улыбнулась, несмотря на головную боль, из-за которой приходилось массировать виски. — Но должна признать, брать под контроль волю этого толстяка совсем не просто… До сих пор упорно сопротивляется, порывается помочь другу. Жаль превращать смелого мальчика в слюнтяя…

Слова словами, но на обворожительном лице ни капли раскаяния. Напротив, веселье, и тень садизма. Трудно было поверить, что это лицо точь в точь как у Кати Димченко, душа которой всегда рвалась прочь от всего плохого.

— А Павел? Как он тебе? — Юлиан проигнорировал слова старшей дочери о жалком клопе, больше интересуясь подобным себе.

Лена, после того как боль отступила, грациозно поднялась со сведенными коленями, смотрящими в сторону от отца. Очень скромный и обдуманный язык тела юной леди, вопреки всему, был полон разврата. Изогнутая поясница, чуть оттопыренная попка, выгодно представленная с профиля грудь, и личико, полное озорства. Простое действие — встать с кресла, но любой мужчина завыл бы по-звериному, столкнувшись с этим лично.

— Забавный здоровяк. — Встряхнув белокурыми волосами, которые были чуть темнее, чем у младшей сестры, она вплотную подошла к креслу отца. — Создает впечатление очень умного, проницательного человека, разбирающегося во всех вопросах, однако на самом деле… мясник. Кровожадное животное, прикрывающееся поговоркой «С волками жить, по-волчьи выть».

— Неужели? — Юлиан вскинул брови, без стеснения пялясь на просвечивающую под лучами зимнего солнца блузку. Точнее на то, что находилось под ней.

Девушка заметила на себе обжигающий взгляд, но даже не попыталась прикрыться. Лишь шире улыбнулась, наклоняясь