Шрифт:
Закладка:
Нельзя не обратить внимание и на тот факт, что, несмотря на свой популярно-обзорный характер, книга написана в четком соответствии с канонами советской медиевистики того времени. В основу ее содержания положен «социально-экономический» подход в его марксистском понимании. Соответственно, история Реконкисты интерпретировалась как «борьба двух крупных коалиций (христиан и мавров. — О. А.) в рамках одного и того же феодального строя, борьба. ia обладание материальной базой полуострова… В силу целого ряда причин испано-арабский феодальный порядок вступил в фазу разложения, которая, однако, не создавала необходимых предпосылок для перехода на более высокую ступень экономического развития, и то время как северные феодальные государства, хотя и медленно, но продолжали развиваться по пути оформления феодальных отношений»[208]. Исходя из этого определялась суть движения Реконкисты: «Реконкиста была широким массовым движением на юг, захватившим все группы феодального общества, не только сеньоров, но и горожан, а также и все разновидности угнетенного класса. Первых манила на юг жажда земельных и материальных захватов, крестьянство искало выхода из-под феодального гнета, а для испанского города это открывало широкие возможности развития»[209]. Таким образом, вопрос о существовании пиренейского феодализма решался, что называется, автоматически.
Кроме того, историк посчитал важной задачей для себя дать развернутый комментарий к небольшой заметке К. Маркса из статьи «Революционная Испания»[210]. Основоположник марксизма (кстати, весьма слабо представлявший себе детали средневековой истории полуострова, да и, видимо, не ставивший перед собой такой задачи, поскольку писал о совершенно иных вещах), обмолвился о трудностях государственно-централизационных процессов в Испании, возведя их к эпохе Реконкисты, и указал, что «местная жизнь Испании, независимость ее провинций и коммун, разнообразие в состоянии общества были первоначально обусловлены географическим устройством страны, а затем развились исторически благодаря своеобразным способам, какими различные провинции освобождались от владычества мавров…». Кроме того, он отмечал, что средневековая монархия «…нашла в Испании материал, по самой своей природе не поддающийся централизации»[211].
А.Е. Кудрявцев полагал невозможным пройти мимо случайных замечаний классика и развил их, заявив, что в процессе «отвоевания» не только создавались условия для будущей централизации, но и резче проявлялись «особенности отдельных составных частей… "общехристианского" фронта, который сам раздирался глубокими противоречиями как между отдельными областями, так и внутри каждой из них. В итоге и создавался такой материал классовых взаимоотношений, который, по замечанию Маркса, не поддавался централизации»[212]. Начало «широкой колонизации» именно в XI в. А.Е. Кудрявцев связывал с общеевропейской тенденцией «отделения промышленного труда от труда земледельческого, ремесла от сельского хозяйства, города от деревни»[213]. Все эти далеко идущие заявления не сопровождались ссылками на источники и литературу. Их надо было принять как должное и, в лучшем случае, лишь прокомментировать известным фактическим материалом (почти полностью заимствованным из книг В.К. Пискорского). Если же этого материала не хватало или он противоречил «общеевропейским» тенденциям в их марксистской интерпретации, предпочтение следовало отдать последним.
Так случилось, в частности, с городской историей средневековой Испании. В интерпретации А.Е. Кудрявцева, в течение первого периода Реконкисты, т. е. в XII и XIII вв., кастильские города «не только материально окрепли, став средоточиями испанской промышленности и торговли, но и превратились в значительную политическую силу, оказавшую влияние на политику правительства и на ход самой Реконкисты. В системе феодальных классов города заняли особое и, можно прямо сказать, руководящее место, сплоченно и организованно выступая в союзе с крестьянством против знати»[214]. Отсюда, объясняются причины возникновения городских союзов («германдад») — форм объединения сил горожан в защите их прав и привилегий против притязаний знати, а также активная позиция представителей городов в кортесах.
Что касается существа внутреннего городского строя, то его принципы историк трактовал на основе тезиса о прочных демократических основах процесса Реконкисты[215]. Городской строй стал следствием той ожесточенной классовой борьбы, которую вели между собой города и феодальная знать (замечу, что свойственная А.Е. Кудрявцеву интерпретация любых внутриполитических конфликтов как проявлений «классовой борьбы» была для историка-марксиста вполне логичной).
А.Е. Кудрявцев не углублялся в описание деталей; он видел свою задачу в создании общей марксистской «матрицы» средневековой испанской истории. Синтез здесь явно доминировал над анализом, оттесняя его на второй план, и в этой особенности в полной мере проявилась специфика научного стиля историков-марксистов, которые стремились быть скорее теоретиками, обществоведами в широком смысле, чем узкими специалистами. И эту задачу А.Е. Кудрявцев решил. Несмотря на то что его книга впоследствии ни разу не была переиздана, а наиболее радикальные оценки в значительной мере пересмотрены, именно он заложил ту общую канву марксистского прочтения пиренейской истории, которая нашла отражение в учебной литературе и которой, существенно не отклоняясь от нее, в дальнейшем следовали все советские историки-испанисты, занимавшиеся пиренейским Средневековьем[216].
Из числа его учеников выделю Н.С. Масленникова (поскольку значительная часть других исследований, осуществленных испанистами «ленинградской группы», посвящена рассмотрению вопросов, напрямую не относящихся к тематике настоящей работы)[217]. Статья «"Siete Partidas" как исторический памятник»[218] интересна потому, что до недавнего времени оставалась единственным русскоязычным обзором истории создания и структуры выдающегося памятника кастильского средневекового законодательства «Семь Партид короля дона Альфонсо Мудрого» (60-е годы XIII в.)[219]. В рамках настоящей работы особый интерес представляет данная Н.С. Масленниковым характеристика основных сословий кастильского общества, прежде всего знати (главным образом рыцарства) и горожан. Следуя (как и Л.Е. Кудрявцев) за В.К. Пискорским (имя которого, впрочем, упоминается лишь вскользь), Н.С. Масленников не говорит о «народном рыцарстве». По его словам, «к XIII веку дворянство откристаллизовалось как самый внушительный элемент, пользующийся супрематией во всем политическом порядке».
Рыцарство историк не включал в число собственно городских сословий. Более того, в противоположность торгово-ремесленному населению городов, его статус представлялся автору несовместимым с занятием ремеслом и торговлей, как и ручным трудом вообще. Обращение к этим занятиям угрожает утратой знатности (в терминологии историка «благородства»; содержание этой категории определяется весьма обстоятельно). Эта точка зрения несомненно заслуживает внимания, особенно если учесть, что, в отличие от А.Е. Кудрявцева, Н.С. Масленников был весьма детально знаком с текстом источника. Но принять его выводы автоматически все-таки нельзя — они требуют дополнительной проверки. Встречающиеся в статье отдельные неточности в переводах, а также сознательный отказ от привлечения дополнительных источников для анализа сути ряда важнейших понятий может свидетельствовать о той самой небрежности, в которой О.А. Добиаш-Рождественская упрекала И.В. Арского[220].
