— Это что? — сдвинул брови Сираха.

— Редька, соевые ростки, картошка, рис….

— И ты что же, всегда ешь вот это?

— Что — «это»?

— Но это же не еда!

— Ну не знаю. Разогреваю и ем. Вкус мне особо не нужен. Если кажется несолёным, поливаю соевым соусом.

Я стараюсь объяснить как можно доходчивей. Но до Сирахи, похоже, не доходит.

— И правда корм… — выдавливает он, приступая к трапезе.

«О чём тебя и предупреждали», — отзываюсь я мысленно, цепляю редьку на вилку и отправляю в рот.

Заселяя к себе Сираху, я почти уверена, что имею дело с мошенником. Но слова его начинают сбываться с поразительной точностью. Держать его в доме выгодно. Это я понимаю довольно быстро.

Рассказать о нём ещё кому-нибудь, кроме сестры, удаётся на вечеринке у Михо. Выждав, когда все готовы наброситься на пирожные, я невинным тоном объявляю, что теперь в моём доме поселился Сираха. Они, конечно, приходят в такой экстаз, будто у всех в одночасье поехала крыша.

— Да ты что? И давно?! Когда, когда?

— И что он за парень?

— Вот это класс! А я уже изволновалась, как же ты дальше-то… Ну слава богу!

От всеобщего восторга мне делается не по себе, и я просто говорю каждому «спасибо».

— Ну и кто он? Где работает? Чем занимается?

— Да ничем. Говорил, что хочет открыть свой бизнес, но, похоже, просто языком чесал. Сидит себе дома, валяет дурака…

Друзья, изменившись в лице, подаются вперёд и навостряют уши.

— Да-да, бывают и такие… Но именно среди них и попадаются серьёзные, добрые и привлекательные, правда? У моей подруги такой. Уж не знаю, что она в нём нашла, но втрескалась по уши!

— Вот и моя подруга, когда ей муж изменил, нашла себе тунеядца. Ладно бы хоть по дому помогал — считался бы «домохозяином». Так ведь и этого не делает! А она, представьте, от него забеременела, смотрит на мир как-то вообще по-своему — и просто светится от счастья!

— Вот да! От таких лучше просто беременеть — и дело с концом!

В отличие от вечеринки, на которой я объявила, что «ещё ни с кем не была», сегодня мои друзья очень приветливы и говорят со мной на удивление понимающим тоном. Люди, в упор не понимавшие меня прежнюю — ту, что не знала ни любви, ни секса, ни нормальной работы, — теперь, когда я поселила у себя Сираху, раскладывают моё будущее чуть ли не до гробовой доски.

Они болтают о нас с Сирахой, словно о незнакомых мне людях. Сочиняют истории, в которых от нас остаются лишь имена героев, не имеющих к нам ни малейшего отношения.

Когда же пытаюсь вставить слово я сама, рассказчики и слушать ничего не хотят:

— Да ладно! Вот лучше тебе мой совет…

— Ты, Кэйко, на любовном фронте пока новичок! А уж мы про таких, как твой, наслушались по самое не хочу!

— Вот и Михо вляпалась как-то по молодости…

Я решаю не портить друзьям веселья — и открываю рот уже только для ответов на вопросы.

Лишь теперь я, похоже, впервые стала для них «своей». Лишь теперь они чуть не хором кричат мне: «Добро пожаловать в нашу тёпленькую компанию!» Я слушаю их возбуждённую болтовню, киваю их шуточкам, поддакиваю с интонацией Сугавары — «О да!.. Ну ещё бы!» — и с нарастающей болью осознаю, каким чужаком была для них все эти годы.

С тех пор как я завела себе Сираху, дела на работе идут ещё лучше, чем прежде. Но для прокорма Сирахи требуются деньги. Я работаю всё плотней — и всерьёз подумываю, не отказаться ли мне от моих обычных выходных по пятницам и воскресеньям.

Убрав мусор у входа в магазин, направляюсь в подсобку. Вижу там директора, который только что отстоял ночную смену и теперь составляет рабочее расписание. И говорю ему словно бы невзначай:

— А что, шеф, вы уже поставили кого-нибудь на пятницу и воскресенье? Хотелось бы денег подкопить. Буду рада, если увеличите мне нагрузку…

— Что случилось, Фурукура-сан? Конечно, похвально, что вы так рвётесь в бой! Но хотя бы раз в неделю вы должны отдыхать, иначе мы нарушим закон. Может, спросите в других магазинах? Рук сейчас везде не хватает…

— Ладно, попробую!

— Только смотрите, не надорвитесь… Кстати, вот ваша ведомость за этот месяц.

Я беру у него платёжную ведомость, прячу в сумку.

— Ох… — спохватившись, вздыхает директор. — Сирахе ведь тоже надо отдать! А он мало того что вещи свои оставил, так ещё и на связь не выходит!

— Что, и гудков никаких?

— Гудки-то идут, да не отвечает он. С этим типом всё наперекосяк. Говорил же ему забрать свои вещи, а ими вон до сих пор весь шкафчик забит…

— Так, может, я отвезу? — вырывается у меня.

Завтра в ночь должен заступить новичок. Будут проблемы, если шкафчик окажется занят, подумала я — и невольно проговорилась.

У директора отвисла челюсть.

— Кому отвезёте? Сирахе? Фурукура-сан… Так вы с ним на связи, что ли?

Вот же чёрт, думаю я и киваю.

А ведь Сираха просил меня: «Тому, кто меня не знает, можешь болтать что хочешь, но на работе не говори обо мне ни слова. Прячь меня от всех, кто со мной знаком. Сам я никому не мешаю, но все вокруг так и норовят сунуть нос в мою жизнь. А я хочу дышать так, чтоб меня не слышал никто…»

Вспоминаю, как Сираха говорил это — так, словно обращался к себе самому, — но тут из динамиков монитора доносится звон курантов над входной дверью.

Бросив взгляд на экран, я вижу, как в магазин заходит группа мужчин. Зал тотчас оживает. За кассой — один лишь Туан, нанятый на прошлой неделе. Я тут же разворачиваюсь чтобы ринуться ему на подмогу.

— Куда это вы? Сбежать захотели?! — хохочет директор.

— На кассах не хватает людей! — отвечаю я, указав на экран, и тут же улепётываю в зал.

Добираюсь до касс. В очереди — три человека. Туан растерянно зависает над клавишами.

— Тут… это!

Он понятия не имеет, что делать с подарочным купоном.

Быстро оформляю покупку за него.

— С такого купона положена сдача. Выдай остаток! — подсказываю Туану и бегу за соседнюю кассу. — Простите за ожидание! Работают обе кассы!

Один из мужчин подходит ко мне с недовольным видом.

— Он что у вас, новенький? Я вообще-то спешу! — раздражённо ворчит он.

Я тут же склоняю голову.

— Прошу прощения!

Туан ещё не освоил работу за кассой, поэтому в паре с ним должна была стоять Идзуми-сан. Оглядевшись, я вижу, что она по уши занята приёмом напитков в пакетах и просто не видит, что у кассы столпилось столько народу.