Под озвучивание имён мужчин выводили из клетки. Всего было приготовлено семь столбов, к которым их и подвели. И для каждого был отдельный палач. Они разрезали одежду на мужчинах, конечно, оставив нижнее бельё, и приступили. Принцип этой казни в длительности. Каждый следующий разрез наносился не ранее чем через минуту и на расстоянии друг от друга. Первые порезы не вызовут затруднений…

И действительно, первые пару десятков порезов, которые им наносили в относительной тишине и недоумении, мужчины вынесли с гордо поднятыми головами и беззвучно.

— Этот вид казни носит длительный характер. Осуждённые должны прочувствовать мучения от своих злодеяний. Первая пара сотен порезов переносится относительно спокойно. Завтра им будет гораздо сложнее.

Вот здесь толпа загудела. И опять впечатления разделились. Были и охи, и вздохи, но много нашлось и одобряющих криков.

— Конечно, мы будем в дальнейшем детально разбираться в их преступлениях. И если пострадавшие от их деятельности ещё находятся в добром здравии, они получат компенсацию. Но это позже и исключительно индивидуально, когда мы найдём замену этим министрам, которые будут служить стране и её народу, а не пожелают разделить судьбу предшественников.

Опять была положена пауза в речи, чтобы люди поверили в лучшее, пожелали самых жутких кар на головы уже приговорённых, а также позлорадствовали о перспективах преемников. Эту речь пришлось сочинять коллективно и заблаговременно, ибо граф Лурье с мадам Олоркой разошлись во мнении, я не разбиралась в речах перед народом вовсе. Компромисс предложил Фрост, который явно был поопытнее меня. Я же только заучила слова, интонации и паузы. Так вот и получался смертельный спектакль…

— Графиня Цулако не только принимала самое активное участие в заговоре, но несколько покушений на жизни королей Фроста и Милона были организованы ей лично, при помощи шантажа простых работников. — Дико не люблю слово прислуга. — Кроме того, она была организатором отравления меня, вашей королевы, психотропным веществом, которое постепенно сводило меня сума и заставляло действовать неадекватно. И начала она его подливать за несколько дней до свадьбы. А после ЛИЧНО, — здесь я сделала незапланированную паузу, просто не могла иначе, — лично столкнула меня с лестницы. Как всем известно, в том падении погиб неродившийся наследник престола, а мне только чудом и благословением Богини удалось выжить.

Вот это я понимаю — ярость толпы. Люди буквально рванули к клетке в желании что-то сделать с вышеуказанной особой. Графиня же жалась к задней стенке клетки. И несколько минут я позволила этому происходить. Но охрану стало жалко, и я решила остановить беснование.

— Спокойно, — проговорила я, поднимая руку, но ничего не случилось. Опа. — Успокойтесь, — призвала я вторично, но опять безрезультатно. Тогда оглянулась на мужчин, одним взглядом прося помощи.

— ТИХО, — рявкнул Фрост. И хотя по традиции в данном действии короли не должны принимать участие, толпа мгновенно замерла, но не двинулась назад. Фрост перевёл на меня взгляд и кивнул.

— Она понесёт наказание, достойное её преступлений. Итак…

Новая пауза позволила людям отхлынуть от клетки. Тут и первый крик боли донёсся от столбов. Внимание масс опять обратилось к ним, а потом и ко мне.

— Итак, графиня Цулако приговаривается… — Я набрала побольше воздуха в грудь, собираясь всё-таки произнести это: — К сажанию на кол.

Пока толпа недоумённо переглядывалась, ибо не было такой казни в этом мире, я кивнула четверым палачам, троим из которых пришлось оставить своих подопечных. И конечно, по договорённости это были именно мужья нашей «любимой» Цулако. Я давала им своими глазами, не замутнёнными собственной болью, увидеть муки жены. С точки зрения морали этого мира, только это зрелище должно принести им муки.

Четвёртый, самый дюжий нёс столб, точнее кол. Но, даже увидев его, ни народ, ни графиня не поняли, в чём дело.

Женщина опасливо, но без истерики вышла из клетки, даже попыталась задрать голову, но ненадолго. Её проводили к тумбе, которую заранее поставили именно для этой казни и на которую в самом начале все странно косились, но потом её наличие на площади отошло на десятый план. Вот теперь настало её время.

Когда графиню положили на эту тумбу, она почуяла неладное, ибо стала сопротивляться, дергаться, вырываться. Но палачи уже успели её крепко привязать. Дальше я смотреть не могла.

Вот сколько бы она ни совершила зла, я не могла это видеть. Да, знала, на что обрекаю. Хотя знала только в теории, ведь в моём современном мире даже казни гуманные. А тут…

Крики сначала паники, когда она догадалась о назначении кола, потом боли, когда его вбивали, а потом был просто вой. Дикий, отчаянный вой на ультразвуке. Уши просто закладывало. Краем глаза заметила, что и короли, и все остальные отвернулись. Я же крепко зажмурилась, ногой толкая королей. Мы должны для толпы выглядеть если не безжалостными и бесстрашными, то хотя бы принимать последствия своих решений.

— Просто прикройте глаза, — прошептала я им. — Людям с такого расстояния глаза не видно, а вот то, что вы отвернулись, вполне.

— Миледи, — шепнул мне сзади Ифор, ибо я так и не открыла глаза. Если я ожидала, что она перестанет кричать, то я дождалась. Сейчас она выла почти на одной ноте.

— Герцог и экс-герцог Дюранец. Инициаторы и организаторы заговора. Они не только совратили министров и аристократов на предательство, но и неоднократно выступали заказчиками убийств королей, как сегодняшних, так и предыдущих. Последний король Касит Дюрах был убит по их заказу уже после отречения от трона и даже не погребён должным образом. Оба приговариваются к сажанию на кол.

Вот теперь толпа загудела вновь. Только непонятно было, поддерживают они такое решение или осуждают. Для меня всё слилось в единый гул. Даже вой графини заглушили.

Экс-герцог в первую минуту вышел чуть ли не ухмыляясь, но в следующую начал брыкаться и кричать. И смотрел он в мою сторону. И я впервые порадовалась, что толпа так шумит, потому что его проклятий и угроз я не слышала. Герцог Масан Дюранец, который несмотря ни на что умудрился найти тропинку в моё сердце, не пытался как-то препятствовать. Он смотрел на меня, даже в глаза, я бы сказала. Но разве он может видеть мои глаза с такого расстояния?

Именно его невозмутимое лицо заставило меня пожалеть о таком жестоком приговоре. И хотя умом я понимала, что он не меньше виноват в произошедшем,