То же самое сказал и Гелен: она нуждается во мне.

Он повернулся к Афродите.

– Ты отведешь меня к ней?

– Не просто отведу, милый. Я сделаю так, что она станет твоей. – Богиня вывела его наружу.

Я беспомощно крикнула им вслед:

– Не привози ее в Трою.

Парис бросил через плечо:

– Не привезу.

Но именно это он и сделает. Мне не удалось переломить первую ступеньку лестницы, ведущей к нашему краху.

Когда затихло эхо шагов Афродиты и Париса, Афина тоже исчезла.

– Богиня любви не в силах устоять перед собой, – рассмеялась Гера. – А я не могу удержаться от того, чтобы поучать других. Кассандра, воробью не по силам сдвинуть с места луну. Сардина не способна остановить кита. Один смертный – или даже несколько – не могут заставить огромный корабль судьбы свернуть в сторону. Только подумай о его величии! Даже мы, боги и богини, не можем с него сойти! Может ты и способна изменить ближайшие десять минут, но на остальном времени это никак не скажется. – Она ненадолго замолчала. – Афродита сделала твоему брату подарок за то, что он выбрал ее. Я тоже одарю тебя за то, что выбрала меня. Хочешь стать повелительницей всего мира?

– Это спасет Трою? – спросила я.

– Только тебя. Ты восстанешь из пепла Трои.

Я покачала головой.

– Если можешь, сними проклятие Аполлона, – продолжила я, несмотря на то что богиня нахмурилась. – Пусть люди верят мне.

– Я не пойду против Аполлона. Что-то еще?

– Ты поможешь Трое в войне?

– И позволить Парису избежать наказания? Каждый бессмертный выберет себе сторону. Назови что-то другое.

Но что?

– Спаси Гектора.

– Это решать судьбе. Я не могу вмешаться.

Я была не настолько глупа, чтобы тратить ее дар на ожерелье или другую безделушку.

– Могу ли я подождать с решением? Обратиться к тебе позже?

Гера кивнула.

Хоть что-то.

– Спасибо! – Я улыбнулась.

Ее брови приподнялись.

– Я начинаю понимать, чем ты так привлекла Аполлона. Прощай.

Когда богиня исчезла, я попыталась найти Энону, но безуспешно. Эвр отнес меня обратно в священную рощу, где мы вместе сели на его алтарь. Пока небо темнело, окрашиваясь в закатные цвета, я рассказала ему обо всем, что произошло.

– Мне следовало забросить твоего брата на середину моря, пока еще мог. Теперь его защищает Афродита.

Я испугалась, что он снова начнет себя ругать.

– Богини нашли бы его где угодно, но тогда они бы разгневались на тебя. Это я не справилась.

– Ты умно поступила, когда выбрала Геру! Немногие смертные удостаивались дара богов.

Он снова ободрил меня, но не смог подсказать, о чем именно стоит просить богиню.

– Со временем мой ветер может развеять туман, тогда и посмотрим.

Я скрестила ноги.

– Парис сбежит из Спарты вместе с Еленой и привезет ее в Трою. Мои родители будут так счастливы увидеть его живым и точно дадут им приют и убежище. Менелай, муж Елены, соберет армию, и его флот отправится к Трое.

Эвр похлопал меня по руке.

– Ты отнесешь меня в Спарту? Если я смогу предотвратить их побег, войны не будет.

Это была следующая ступенька, которую можно было сломать.

Бог нахмурился.

– Разве ты не знаешь, что я тебе помогу?

Он что, злился? Я спрыгнула с алтаря и посмотрела на него в угасающем свете заката.

– Не знаю! Я же не могу предсказать, что скажут или сделают бессмертные.

– Ты уже говорила мне об этом.

– Тогда откуда мне знать…

– Потому что я отнес тебя на гору Иду! – Он тоже спрыгнул с алтаря и замахал руками.

Мои волосы подхватил ветер. Неужели он превратится в статую и оставит меня?

– Мой ветер переменчив. Я – нет.

На моих глазах выступили слезы.

– Не плачь! – Его глаза тоже увлажнились.

Я улыбнулась. Бог улыбнулся в ответ.

На следующее утро, проведя полчаса за ткацким станком и еще полчаса поиграв с Майрой на улицах Трои, я принесла подношения трем богиням, как и обещала, и Эвру, как он и ожидал.

Бог ел и улыбался.

Хотя Парису потребуется не меньше месяца на то, чтобы добраться до Спарты, – сначала морем, затем сушей, Эвр сказал, что нам с ним понадобится всего три дня. Так как мама позволила мне ходить в священную рощу, я навещала его ежедневно. Большую часть вынужденного ожидания мы тренировались летать так, чтобы во время путешествия я не погибла.

Я научилась прижиматься к богу, обхватывая руками его шею, а ногами – талию, от чего мое сердце начинало трепетать.

В первый раз, когда я так сделала, Эвр мягко отстранил меня и поднял палец в просьбе подождать. Через несколько секунд он глубоко вздохнул и кивнул. Я снова обняла его, и на этот раз бог казался невозмутимым, но мое сердце билось все так же часто.

Моя безопасность все равно вызывала у него беспокойство.

– Рано или поздно ты устанешь и разожмешь руки. – Он исчез и через несколько минут появился снова, держа в руках бледно-голубую перевязь точно под цвет моего пеплоса. – Ее соткала Гера.

И это был ее подарок? Я могла бы просто взять отрез ткани из дома.

– Она сказала, что это не пойдет в счет обещанного тебе дара.

От сердца тут же отлегло.

Строчка крошечных символов занимала примерно половину длины ткани. Присмотревшись, я поняла, что это буквы.

– Можешь прочитать, что здесь написано?

Отец, несколько его советников, Гектор и Гелен умели читать, но мало кто еще обладал таким умением.

Эвр прочитал вслух: «Все твои попытки будут напрасны, но это не позволит тебе упасть».

Спасибо, Гера.

– Мы должны доказать, что она ошибается на наш счет.

– Ты сможешь! Мы сможем!

Где-то час мы летали невысоко над землей, проверяя перевязь, пока Эвр не заявил, что все получится.

Ура! Мы могли отправиться в Спарту!

Я благодарила Эвра снова и снова, и каждый раз он заливался краской. Малые боги, видимо, не привыкли к признательности своих последователей.

Должно быть, и я не привыкла чувствовать себя настолько признательной, ведь и сама обычно не краснела так часто и так сильно.

В течение недели после фестиваля маму часто отрывали от работы за станком, чтобы она вместе с отцом встретилась с родителями, которые хотели видеть меня в роли невестки. Каждый раз она называла мне имя юноши, о котором шла речь.

– Разумеется, ты подождешь положенные три года, прежде чем выйти замуж.

Как бы ни звали жениха, я всегда заглядывала вперед, чтобы узнать его судьбу в грядущей войне. Рано или поздно, так или иначе умирал каждый из них.

– Милая, – сказала однажды