Шрифт:
Закладка:
Вот раньше, давно, было такое. В армии Македонского, например. У спартанцев тоже это дело было распространено. Даже у римлян! Воины-любовники. Считалось, что воюют они лучше, чем нормальные, гетеросексуальные воины, потому что в бою помогали друг другу и в то же самое время друг перед другом красовались…)
- Ведь я после Афгана, - продолжал Владимир, - попробовал прижиться на гражданке, но не смог. Не мог найти себя. И оставалось либо в ментуру, либо в бригаду, а ни туда, ни туда не хотелось… А в наёмниках благодать. Делаешь то, к чему привык, и тебе ещё копейка капает.
Мы какое-то время помолчали, потом я спросил, не знаю для чего:
- А что на войне самое страшное?
Он подумал и спокойно сказал:
- Не знаю. Страшного много, но оно привычно. А вот самое неприятное, когда в бою среди противников ты узнаёшь друга… И это не компьютерная игра, ты не можешь выйти…
Интересный мужик, подумал я. И пипец насколько одинокий, раз такое рассказывает малознакомому типу, почти первому встречному…
- Да, - протянул я глубокомысленно, - война…
Он кивнул, словно соглашаясь со мной.
- Война самых лучших берёт…
- Разве?- спрашиваю. – Ведь остаются те, кто сильнее, умнее, хитрее…
Он снова кивнул:
- Да, эти остаются, а самых лучших она берёт…
Наверное, подумал я, глядя на его ничего не выражающее лицо, в том бою завалил он своего товарища и теперь простить себе этого не может.
Но лишних вопросов задавать больше не стал.
Глава 10
На протяжении всей жизни смерть неустанно охотилась за Евгением Петровым. С раннего детства. Известно как минимум четыре эпизода, когда Петров находился на краю гибели. (А уж во время службы в одесской ЧК таких эпизодов, должно быть, было по четыре на день. Разгул бандитизма всё-таки. Обстановка криминогенная до беспредела.)
Когда ему было лет десять, они с друзьями сделали плот и решили отправиться в морское путешествие из Одессы в Очаков. Однако через час после отплытия на море разгулялся нешуточный шторм. Плот был разбит в щепки. Дети чудом спаслись: их подобрала рыбацкая шхуна.
В гимназической лаборатории в двенадцатилетнем возрасте Женя надышался сероводородом, его в бессознательном состоянии вынесли на свежий воздух и насилу откачали.
Во время позорной войны в Финляндии вражеский снаряд попал в угол дома, где он ночевал. А в начале Второй мировой войны писатель двадцать минут находился под непрерывным огнём немецкого миномёта.
Ангел-хранитель Евгения Петрова очень добросовестно выполнял свою работу. Да и кто-то из земных существ явно оберегал писателя.
Известно, что в тридцать седьмом году сталинские репрессии на три четверти сократили численность советской интеллигенции. Врачи, учёные, преподаватели, артисты… Брали всех, невзирая на регалии и заслуги перед Родиной. Писательская братия не была исключением: Бабель, Мандельштам, Иванов… Множество близких друзей Петрова арестовали и расстреляли… Был выписан ордер и на арест Петрова, но, как пишет биограф писателя, «чья-то невидимая рука остановила следователей НКВД». Делу не дали хода, его отложили в сторону, но в любой момент могли достать обратно. Энкаведисты знали, покровители - такие же люди, как все: сегодня они заступаются за кого-то, а завтра… Они могут передумать, или умереть, или попасть в немилость и тогда сами будут нуждаться в чьём-то покровительстве.
Во время Великой Отечественной Евгений Петров, как и многие его собратья по перу, отправился на фронт военным корреспондентом. От опасностей не прятался, всегда просился в самые горячие точки, на передовую.
В июле сорок второго он находился в осаждённом Севастополе. Имела место реальная угроза со дня на день потерять город. Ждали только приказа главнокомандующего. Но приказы Генерального штаба были коротки и безрассудны: «Держать оборону до последнего».
И только когда было уже поздно, когда город оказался в плотном непроходимом кольце и оставшимся защитникам Севастополя оставалось с боем пробивать себе путь к отступлению, только тогда пришёл приказ оставить город.
За день до этого адмирал Иван Исаков вызвал к себе Петрова – давнего своего знакомого – и сказал:
- Утром на Москву летит «Дуглас». В нём будет местечко и для вас.
Петров не хотел покидать Севастополь. Три дня назад адмирал уже предлагал ему уехать. Тогда в Новороссийск возвращался эсминец «Ташкент», на котором Петров прибыл сюда. Евгений Петрович отказался. Но сейчас, думал адмирал, ситуация критическая. Ещё день-два - и всё: из этой мясорубки никто не вырвется.
- Я не хочу приказывать, - сказал Исаков, - я прошу…
- Мне нужно подумать…
- Некогда, - отрезал адмирал. - Да и думать нечего. Мой самолёт – это ваш единственный шанс спастись.
Адмирал заметил, что при слове «спастись» Петров слегка скривился. Старый морской волк решил переставить акценты. Он сказал:
- Всё, что вы хотели увидеть в осаждённом городе, вы уже увидели. Советские люди должны знать, как мы здесь сражаемся.
Этот ход удался: сердце писателя дрогнуло.
- Верно, - ответил Петров. – Каждый из нас должен делать то, что надо, а не то, что хочется. Я пойду собираться. Может, удастся и вздремнуть, а то я вторые сутки без сна.
…Спустя четыре часа с момента вылета «Дугласа» с аэродрома адмирала позвали к телефону.
- Адмирал Исаков?
- Да, слушаю.
- Вы отправили утром самолёт «Дуглас» с писателем Евгением Петровым?
- Да, я.
- К сожалению, мы должны известить вас, что Петров разбился…
- Как?
- Над Доном, в районе Балашихи, ваш самолёт был атакован двумя мессершмитами. Пытаясь уйти от преследователей, пилот, маневрируя, не справился с управлением: самолёт опустился чересчур низко и врезался в курган.
Интересно, что эсминец «Ташкент», на котором Петров отказался плыть в Новороссийск, этим же утром, второго июля, был потоплен при подходе к военно-морской базе.
Петров должен был погибнуть второго июля. Так было уготовано судьбой.
Он и сам писал в дневнике буквально за год до смерти: «Я твёрдо знаю, что очень скоро должен погибнуть, что не могу не погибнуть»…
Простите, что всё время ухожу в сторону от основной линии моего повествования, но эта слабость сильнее меня. Слабость к интересным фактам.
Глава 11
Когда я вернулся в комнату для гостей, все мои орлы были уже в
