Шрифт:
Закладка:
Пришлось также ввести мораторий на извержение спермы на Олесино тело: после того случая в музее я подозревал, что в следующий раз, когда от Олеси будет ярко пахнуть семенем, завуалированным выговором мы уже не отделаемся. Девушка несколько просила меня отдавать сперму ей в рот, чтобы она все проглатывала, ведь она очень скучала по ее вкусу, но идея была провальной изначально. При том количестве эякулята, который вырабатывался во мне как из-за Олесиного тела, так и из-за особенности моего тела, она просто физически не могла удержать всю массу в себе, и обязательно заляпывала одежду. Кроме того, после таких практик у нее изо рта всегда очень сильно пахло спермой, а прополоскать рот от густой клейкой жидкости Олеся успевала далеко не всегда.
Впрочем, после нескольких недель все проблемы наших сексуальных отношений решились сами собой: начались выпускные экзамены, и учеников так нагрузили, что спины затрещали. Мы засиживались в школе допоздна, зубрили и тренировались в решении задач, а преподаватели жалели нас не больше, чем самих себя. Гимназия, из которой мы с Олесей вскорости должны были выпускаться, была элитной школой, и результаты итоговой аттестации ее учеников должны были быть соответствующими. Так что невероятная нагрузка по учебе в каком-то смысле заменила нам наши бурные встречи. Сил, как физических, так и душевных, больше ни на что, кроме подготовки к экзаменам, не хватало.
А в конце мая мне на голову свалилась новость, которая в итоге и положила конец нашему безумному школьному роману: по итогам предварительных экзаменов, которые я сдавал в марте, меня зачислили в «Принстонский университет». Мои родители были очень довольны тем, что я получу образование в «Лиге плюща», ведь эта привилегия дорогого стоит, и в финансовом плане, конечно, тоже. К счастью, моя семья всегда была при деньгах, и вопрос поступления, который их волновал, был связан лишь с успешной сдачей экзаменов. Получив письмо из «Принстона», я довольно долго сидел в задумчивости и размышлял над своей будущей жизнью за океаном – без старых друзей, без родителей… Без Олеси.
Это были очень запутанные размышления. Да, Олеся действительно сводила меня с ума своим безупречным телом, а когда я только начинал думать о ней, то мое мужское начало тут же брало верх над разумом. Я никогда не видел более совершенного тела, чем у нее – даже в кино или на обложках журналов, а поэтому признаться в своей неудержимой похоти к Олесе мне было совсем не стыдно. В то же время я не мог сказать, что когда-либо испытывал к ней романтические, любовные чувства. Нет, она была для меня скорее самой сексуальной на свете подругой, но не больше. Олеся никогда не задавала мне вопрос: «Ты любишь меня?», поскольку и так знала на него ответ, и не хотела услышать «нет», произнесенное мной вслух. Странно, но она никогда и не претендовала на ответное чувство, хотя я знал, что она любит меня – и так вышло, что любит безответно. Почему-то Олеся с самого начала смирилась с такой диспозицией и за все время наших отношений никогда не поднимала вопрос о любви.
В силу этого обстоятельства тот факт, что история нашего сексуального влечения должна подойти к концу, я воспринял стоически.
Долго скрывать от Олеси тот факт, что скоро я покину город и ее, я не мог. Так или иначе, информация о поступлении вскоре стала известна всем: примерно треть выпускников нашей гимназии поступали в престижные университеты и колледжи за границей, а родители учеников обменивались друг с другом информацией. Временами на дополнительных занятиях я замечал, что Олеся сидит с покрасневшим от слез глазами. Ее смс-сообщения стали короткими и отрывистыми. Тогда я думал, что понимал, что чувствовала Олеся, и потому решил поставить в наших отношениях жирный восклицательный знак. Все началось с моего сообщения:
«Дорогая Олеся. Если наша история подошла к концу, то я думаю, что нам нужно устроить фейерверк нашим отношениям.»
В ответ девушка написала следующее: «Я много думала об этом, милый… Я хочу, чтобы в твой последний день в городе мы повторили все, что делали в этом году.»
Я отправил ей лишь один символ вопросительного знака, хотя прекрасно понимал, что Олеся имеет в виду. Ее ответные сообщения, которые приходили мне подряд, сложились в следующий текст:
«Я хочу как в первый раз притронуться к твоему напряженному члену на лестнице третьего этажа, чтобы ты пролил немного смазки на пол, но не кончал. Чтобы ты поимел меня в рот в подвальном коридоре, пока я буду стоять голая у твоих ног и ласкать себя. Хочу, чтобы ты трахнул меня между грудей в раздевалке спортзала, чтобы потом, в гимнастическом зале я насадилась на твой каменный член. А потом ты извергнешь в меня всю сперму!"
Не попадая пальцами в кнопки телефона от возбуждения, я печатал: «Но ты забываешь о том, как я изливался тебе в рот в гардеробной!»
«Милый, если в твоих великолепных яйцах хватит семени, то ты должен повторить это со мной! Те разы, когда ты затапливал мой рот своей вкусной обжигающей спермой, были одними из самых запоминающихся с тобой.»
Мы еще долго перечисляли наши излюбленные школьные уголки (таких немало набралось за учебный год) и способы, которыми доводили друг друга до экстаза. Я припомнил Олесе ее излюбленную практику возбуждать меня днями и не давать кончать, чтобы потом, в моменте, получить полную порцию семени на себя. Девушка предложила вернуть добрую традицию, тем более что она очень поможет нам во время прощального вечера. Из совместных занятий у нас оставались только факультативы, но мы решили, что и этого хватит.
Перечислять то, что со мной все эти дни делала Олеся не стоит: предыдущие главы расскажут это подробнее. Она разрешила мне трогать себя везде и когда угодно, ее тугая попа теперь постоянно была обтянута леггинсами и все время терлась о мой член, когда только представлялась возможность. Девушка писала мне настолько откровенные сообщения посреди ночи, что я не мог после них спать. Она признавалась в том, о чем раньше молчала. Например, в том, что она нарочно не всегда успевала в туалет после того, как я опорожнял свои яйца ей в рот и на грудь. Вкус и запах моего горячего семени,
